Манчестерская тусовка
Шрифт:
Джонни удивленно на него уставился.
— Чувак, угомонись. Говорю же тебе, уже почти все.
Кассета домоталась до конца и остановилась, и теперь Джонни держал палец на кнопке обратной перемотки, чтобы просмотреть последние секунды пленки и убедиться, что кассета дописана до конца.
— Не включай.
Джейк почувствовал, как рука крепче сжала нож.
Джонни поднес палец к кнопке воспроизведения.
Джейк наконец решился.
— На одной из кассет я.
— Чего?
— На одной из этих кассет… там я. Я, Холлидей и… ну и еще другие.
— Ты?!
Глаза Джонни округлились под прядями мокрых светлых волос.
Джейку не хотелось повторять.
— Пожалуйста. Брось ты это. Просто уйдем — и все.
— Нет.
Это было твердое, последнее слово Джонни, и произнес он его громко, не шепотом.
Джейк рванул через диван и протянул руки к стопке кассет под елкой. Джонни поднырнул под него сбоку и успел вмазать Джейку еще в полете. Джейк ударил в ответ, даже не заметив, что замахивается той рукой, которая сжимает нож — впрочем, он промахнулся. И упал лицом в ковер. Две руки крепко сжимали его запястья.
Он почувствовал над ухом дыхание Джонни.
— Тише, ты, придурок. Слушай меня. Хорошо, мы найдем твою кассету. Найдем, а остальные оставим здесь. Вот так.
Джейк кивнул. Джонни слез с него и вернулся к видаку, а Джейк тем временем стал пятиться обратно, пока не уткнулся спиной в край дивана. Там он снова затаился и мрачно наблюдал за тем, как появившийся на экране мальчик переметнулся от двери к кухонному столу и в следующую секунду уже оказался на нем голым.
— Эта?
Джейк помотал головой.
Джонни ждал, пока кассета выползет из магнитофона, и уже держал наготове следующую. Его пальцы стояли в готовности на клавишах перемотки и воспроизведения. На экране долго ничего не было, а потом замелькали какие-то фигуры, плохо различимые из-за помех, забегавших сверху вниз по экрану — невозможно было даже разобрать, где там толстые мужики, а где — тощие мальчики.
— Эта?
Джейк, низко опустив голову от стыда, сказал еле слышно куда-то в складку пиджака:
— Нет.
Джонни нажал на кнопку выброса. Механизм внутри магнитофона захрипел и невероятно медленно начал выполнять команду.
И тут в тишине над их головами что-то тихонько скрипнуло.
— Что это? — прислушался Джейк.
Джонни вцепился ногтями в кассету, выглянувшую из щели магнитофона. В другой руке он уже держал следующую.
— Где?
Джейк готов был закричать, но удержался и сказал шепотом:
— Он проснулся. Хрен с ними, с этими двумя, бери их и побежали!
Джейк уже вскочил на ноги и стоял в дверях гостиной, уговаривая Джонни бежать за ним.
Джонни помотал головой: он не отказывался, просто был сбит с толку. Он уже не знал, как сойти с ритма, который сам себе задал: промотать вперед — включить — остановить — выброс — достать — вставить следующую. В обеих руках у него было по кассете: одна уже просмотренная, вторая — новая. Он бормотал: ладно, ладно» и растерянно переводил глаза с одной на другую.
— Джонни, скорей!
Уже слышны были шаги в верхнем коридоре, но Джонни наконец разобрался в кассетах. Засунул первую обратно в магнитофон и привычным жестом нажал кнопку воспроизведения. Непросмотренные кассеты он сжимал в руке.
— Ладно, давай.
Джейк знал, что уже слишком поздно. Ухватившись за дверную ручку, он распахнул дверь и шагнул в снег. На лестнице за его спиной грохотали шаги Паскаля, но Джейк был уже неуязвим.
За неплотно прикрытой дверью мелькнула черная-пречерная фигура. Джейк прошел за ней вдоль дома и наблюдал в окно, как Джон Паскаль ворвался в комнату: одетый в длинный коричневый халат из терилена, напоминающего монашескую мешковину, с топором в руке.
Джонни было некуда бежать. Паскаль настиг его, когда тот пытался отползти, не поднимаясь с ковра. Паскаль возвышался над ним, замахнувшись топором и уставившись на экран телевизора, где двое мужчин прижимали к массажному столу худенького, вяло отбивающегося мальчика: один держал руку у него на спине и ягодицах, другой — на голове и плечах, а свободной рукой оба держались за члены. Пленка крутилась на обычной скорости, просто сам Паскаль застыл на «паузе». Когда он начал орать, это было похоже на тихое шипение, но с каждым вырывавшимся наружу словом оно набирало обороты.
— Дьявольское отродье! — кричал он. — Дитя Содома… Ты посмел принести это в мой дом, такой грех — в мой дом?!
Топор обрушился на ящик телевизора, трубка внутри разлетелась вдребезги и сыпнула искрами.
— В мой дом. В мой дом.
Снизу лицо Паскаля освещалось мелкими вспышками взрывающихся деталей, а праздничные огоньки раскрасили его в красный и голубой. Рот исказила злоба, а голова казалась грубо высеченной из камня: чересчур тяжелые цвета, слишком темные тени.
— Впустить сюда этого змея, из Геенны огненной, из самого Содома… В мой дом!
Джонни скакал по комнате на корточках, увиливая от топора в руках Паскаля. Он кричал:
— Это не я!
Паскаль крушил все вокруг в праведном гневе, сотрясая комнату оглушительными возгласами, ставшими уже совершенно нечленораздельными и направленными теперь непосредственно к Господу Богу.
— Он знает тебя так же, как и Сатана знает тебя. Ибо нет у тебя ни очей, чтобы видеть, ни ушей, чтобы слышать, ни знамения праведности!
Джонни поднял руку над головой, защищая лицо от летающего в воздухе топора. Но рука сломалась под взмахом топорища, и топор в кровавой пелене врезался в голову Джонни.
— Да, так повелел Агнец Божий, плоть за плоть, ибо согрешило око мое. Изыди!
Неизвестно откуда раздался крик женщины. Паскаль продолжал размахивать топором как клюшкой для гольфа, снова и снова опуская его обухом на шею Джонни.
— Вечный Господь наш, маяк пробуждения, Господь всеохватный.
Топор ударился лезвием в пол и опрокинулся на топорище. На полу голова Джонни лежала так, как будто он сильно наклонил ее вправо… а в дверях выла женщина.