Маньчжурские стрелки
Шрифт:
Освободиться Курбатов успел как раз к тому моменту, когда в просвете между скалами мелькнула фуражка одного из пограничников. И единственное, что успел ротмистр, так это переступить через шлемоподобное острие камня и вжаться в расщелину за выступом скалы.
Сержант покряхтел, стоя у выступа, однако зайти за скалу так и не решился. Еще несколько мгновений, и шаги его послышались по ту сторону камня, где начиналась небольшая, покрытая альпийской травой ложбина. Но… сержант-то ушел, а вот дотошный рядовой Колымаха задержался.
— Слышь, старшой, — проговорил он, — комзаставы сказывал, что распадок
— Да пусть хоть весь кордон замуровывают, — отмахнулся от него сержант.
«Из новичков, потому и болтливы, как базарные бабы», — презрительно ухмыльнулся Курбатов, сжимая в руке нож.
— Эй, товарищ сержант, гляньте-ка!
Услышав этот возглас Колымахи, ротмистр мельком бросил взгляд на лиственницу и инстинктивно отшатнулся от скалы. На камне, у сдвоенных стволов, лежал его короткий кавалерийский карабин. Курбатов попросту забыл его! Невероятно, но, больше привычный к пистолету, ротмистр действительно забыл о том, что добирался сюда с карабином за спиной!
Колымаха еще дважды негромко окликнул сержанта, однако тот, то ли не расслышал его, то ли не желал реагировать на болтливость рядового, но так и не отозвался.
— Так ведь стрелявка здесь чья-то! — возмутила рядового бесшабашность командира наряда. Сейчас он наверняка заметил бы Курбатова, если бы только взгляд его не был прикован к этому злосчастному карабину, брошенному кем-то у самой тропы, а словно бы сброшенному Всевышним откуда-то с неба.
Увидев плечо приземистого, худощавого солдатика, ротмистр Курбатов, этот почти двухметрового роста медведеподобный увалень, неслышно ступил ему за спину и не просто закрыл ладонью рот, а с такой силой впился пальцами ему в щеки, что почувствовал, как затрещали челюсти. И кинжал в грудь вводил с такой лютью, что, пронзив ее, чуть было не достал лезвием собственного ватника.
Вытерев кинжал о шинель убитого, Курбатов плавно опустил тело на землю и снова метнулся к скале. Теперь можно было уходить, но именно сейчас уходить Курбатову не хотелось. Встреча с командиром наряда обещала еще несколько минут риска, так мог ли ротмистр отказать себе в них?!
— Агов, Колымаха! — позвал возвратившийся с полпути сержант. — Уж не в Маньчжурию ли бежать ты настроился?!
— В Маньчжурию, куда же еще? — спокойно ответил Курбатов, как только из-за скалы выглянул ствол красноармейского автомата.
Приземистый пограничник вздрогнул и долго, очень долго поднимал голову вверх, пока где-то там, на высоте двух метров, не увидел непроницаемое, цвета полуобожженного кирпича, суровое лицо. И это последнее, что ему суждено было увидеть. Мощным ударом левой ротмистр выбил из его рук оружие, а правой тотчас же припечатал затылок к ребристому выступу скалы, потом еще и еще раз.
Сержант еще был в сознании, когда Курбатов приподнял его и почти на вытянутых руках перенес к лиственнице.
— Кто ты? — в ужасе спросил этот низкорослый коренастый парнишка, глядя на облаченного в красноармейскую форму Курбатова расширенными, помутневшими глазами.
— Смерть твоя. Гнев Божий. Когда даурцы узнают о твоей гибели, распятие Христа покажется им сатанинскими шалостями.
Вновь оглушив сержанта, ротмистр забрал у него документы и взвалил себе на плечо. Упершись плечом в один из стволов, он ногой оттянул другой, а затем, сорвав пограничника
Курбатов уже преодолел почти весь распадок, а вслед ему все доносился и доносился душераздирающий вопль раздавливаемого человека. И не было никого в этом мире, кто бы спас его или хотя бы милосердно помог умереть.
4
Ничего общего с типом людей, которым суждено проводить лучшие годы своей жизни в архивных хранилищах, у барона фон Норгена не наблюдалось. Перед Скорцени предстал рослый тридцатилетний блондин, со вздернутыми костлявыми плечами и несоразмерно большой, по-гренадерски выпяченной грудью. Окинув взглядом его фигуру, обер-диверсант сразу же определил, что в свое время барон пренебрег наращиванием мышц, которых ему теперь явно не хватало, тем не менее вид у него молодцеватый. Вот только лицо его казалось не по-мужски округленным, приобретавшим библейско-ангельский вид. И просматривалось в этом личике нечто отталкивающе херувимское.
— Вам известно, барон, в связи с чем вы приглашены сюда?
— Из всего того сумбура, который умудрился выплеснуть ваш адъютант, я заключил, что вас, господин штурмбаннфюрер, интересуют: «Маньчжурский отряд» Гиммлера, а также отношения между командованием Квантунской армии и правительством Маньчжоу-Го. И еще состояние диверсионной подготовки в дальневосточной русской армии генерала Семенова, — голосом смертельно уставшего и ко всему в этом мире безразличного человека доложил фон Норген.
— Вы сформулировали пункты моей заинтересованности значительно четче, нежели способен был сформулировать я сам, — сознался Скорцени, предложив барону кресло у приставного столика. Садитесь и излагайте — кратко и предельно ясно.
Барон опустился в кресло с таким облегчением, словно намерен был тотчас же погрузиться в глубокий сон, однако вовремя спохватился и извлек из папки листик бумаги и наполненный фотоснимками конверт.
— Здесь список тех шести воинов СС, бывших кадетов, которые, как мне известно, все еще живы. Всего же нас было сорок. Остальные — кто погиб, кто в плену; несколько бывших курсантов получили тяжелые ранения и в дальнейшем непригодны… Кроме разведывательно-диверсионной и общефизической мы также получали начальную языковую подготовку, изучали историю Китая и Маньчжурии, их традиции и современное государственное устройство. К тому же каждый из нас уже владел определенными основами всех этих дисциплин, поскольку они были обязательным условием зачисления в группу.
Скорцени прошелся взглядом по списку: оберштурмфюрер Норген, гауптштурмфюрер Зарински, унтерштурмфюрер Штомберг.
— Почему этот Штомберг всего лишь унтерштурмфюрер? — прервал он чтение.
— Многие в группе к моменту обучения не были офицерами СС. И еще — из этой группы все, кроме меня, побывали на фронте.
— Мужественное признание, — нервно поиграл изуродованной щекой Скорцени. — Однако это не скажется на отношении к вам, барон. Вы нужны нам как специалист. Оберштурмфюрер Шольз, гауптштурмфюрер Рейнер, штурмбаннфюрер Анскен, — завершил он чтение списка уже вслух. О планах фюрера относительно создания отряда «японо-диверсантов», которые бы действовали на маньчжурской границе совместно с белыми русскими и японцами, вы уведомлены. Станет ли вновь созданный отряд сугубо диверсионным или же составит основу экспедиционной группы «Шамбала», — пока неизвестно. Все будет так, как решат обстоятельства и фюрер.