Мандариновые острова
Шрифт:
Тут обед привезли, и Пашка похромал обратно, пока баба Зина не разоралась. Индейца он оставил на столе. Я добрался до фигурки и убрал её в ящик тумбочки. Играть с предательским индейцем не хотелось. Своего я тут точно ничего не оставлю! Ничего!
Несмотря на все удары судьбы, колонисты не склонили головы и продолжали твёрдо смотреть в глаза опасности.
Глава
Чай «освего» и дичь
Пашка ушёл, индеец был скрыт с глаз моих в тумбочке, а в палату баба Зина привезла обед. Обед — это всегда хорошо. Обед я люблю. Конечно, обед тоже разный бывает. Когда нормальная котлета попадётся с картошкой жареной, а когда и макаронную запеканку могут дать. С киселём. Это понятно. Но всё-таки обед — это не завтрак. Каши тут не будет, это уж сто процентов!
Про полдник, допустим, вообще говорить не стоит. Кефир какой-нибудь с печеньицем одиноким. Или два яблока. Или ещё чего-то такое… Не еда, в общем. Приём пищи. Положено четыре раза в день принимать пищу — вот и придумали. Хоть бы булку давали, что ли! С изюмом. Или вот шоколадный кекс — неплохая штука для перекуса… Но нет, кто же тебе кекс в больнице даст! Только если из дома принесут, это да. Но домашнее лучше оставить на вечер — ужин-то в шесть часов, а потом чего, погибать?
Тем более, что ужин тоже хуже обеда. Не как завтрак, конечно, но всё-таки хуже. Нет, иногда очень даже ничего — картошка тушёная, например. А иногда какой-нибудь омлет. Или вообще салат с варёной рыбой. Как такое можно придумать вообще — варёная рыба?! И не суп рыбный — суп я понимаю и даже почти что люблю. А просто рыба, треска какая-нибудь или чего там ещё бывает, но варёная. С салатом. Витаминным. Капустно-морковным. Жуть. Хорошо, что хоть хлеба много всегда дают — не умрёшь совсем голодным.
На завтрак тоже только хлеб и спасает. С маслом. Ну, и к хлебу там: яйцо, или сыр, или даже сосиски. Продержаться до обеда можно. А вот обед! Во-первых, суп. Суп редко какой бывает совсем невкусным. Ну, вот, вспомнил — с перловкой картофельный суп терпеть не могу. Но с перловкой дают по четвергам, а к четвергу меня тут точно не будет! Сегодня же понедельник, сегодня никакой перловки. Нормальный суп с вермишелью. Морковка ещё плавает.
Иногда случаются, конечно, неприятные вещи — в тарелку попадает ужас. Варёный лук. Это… Это… Плавающая каша. Склизкая, волосато-тягучая, склеивающая нормальные вермишелины в вермишелевый клубок. Ужас, чего ещё говорить-то! А на вкус… А на вкус я даже и не знаю — я же не идиот такое пробовать!
Но нет, сегодня никаких ужасов. Суп. И даже вермишели прилично попало, не водичку по тарелке гонять. А на второе у нас сегодня макарошки такие мелкие, мама их называет «скорлупками». А Зинченко — «ракушками». Только пусть он сам свои ракушки и ест. Вместе с устрицами. Даже думать не хочу, что у меня в тарелке — ракушки. С живой кашей внутри. Нет уж, «скорлупки» — куда правильнее! И мама так говорит, так что я тоже так говорю.
К
— Кашкин, ты куда это собрался?! — это баба Зина.
С ней объясняться — себе дороже. Всё равно не слушает. Так что я просто быстренько из палаты выкатился и к холодильнику рванул. Пока не остыло всё. На третьей скорости вхожу в поворот — колёса аж дымятся! Или это мои руки дымятся — так крутить. Но скорость — класс! И чем удобно в обед ездить — коридоры пустые, все сидят по палатам, суп хлебают. Вот и мне торопиться надо, а то остывшее-то есть не хочется. Но сначала — к холодильнику.
В холодильнике у меня хрен был. Первейшая вещь с котлетами или вот с суфле этим! Хрен я могу вообще просто с хлебом есть. А если он, хрен, не простой, а сливочный — то на картошечку его горячую. У-у-у! Красота! Но и так, с суфле, — хрен обязательно нужен.
Когда я в палату вернулся, баба Зина уже уехала. А компот мне совсем жидкий налила — не то что Дубцу! У того курага аж из стакана лезет, а у меня два сухофрукта друг за другом в компоте гоняются. Вредная она всё-таки, баба Зина, что тут говорить!
Но я не дал испортить себе настроение. Обед же! Сначала суп похлебал, с хлебом. Хлеба на обед всегда два чёрных дают и один белый, так суп лучше всего с чёрным. Но суп — это всё-таки не еда. Я к супу нормально отношусь, но водой наесться невозможно. Такое моё мнение. Вот второе — другое дело!
Так, сначала — суфле. Я быстренько разрезал его вдоль, так что у меня получилось сразу два суфле.
Верхнюю половинку, красивую, с запечённой коричневой корочкой, я пока отложил. Это на хлеб. А с нижней половинкой стал есть «скорлупки». И салат редьковый. Компот я пока тоже не трогал. Для бутерброда берёг.
Ну вот, «скорлупки» кончились. Половинка суфле ещё раньше кончилась, вместе с салатом. Теперь самое время и понаслаждаться. Я намазал кусок белого хреном хорошенько, чтобы пропитался, и суфле положил сверху. Пашка или Толик, кстати, всегда бутерброд мажут сверху. Хреном, или майонезом, или горчицей ещё. Чего они понимают, так же весь вид портится!
Откинулся в кресле и откусил от своего бутера. О! То, что надо!
Потом подумал и к окну подкатил, насколько смог. Бутерброд положил на подоконник и вернулся за компотом. Вот тут пришлось постараться! Одной рукой-то колёса не покрутишь. То есть покрутишь, конечно… и сам на месте покрутишься. Двумя руками надо. А компот куда? Стакан сам себя не держит. Придумать бы держалку какую, чтобы на коляску цеплялась! Для стакана.
Минут пять, наверное, до подоконника добирался. Ёлочкой. То есть так: возьму компот в левую руку, а правой колесо поверну. Немножко. Коляску в сторону, конечно, поведёт, но не сильно. Теперь перекладываю стакан в правую и кручу уже левое колесо. Коляска в другую сторону поворачивается, но и вперёд едет. Так и доехал.
— Силён! — это Валька, понятно, сказал.
— Ерунда, — отмахнулся я. — Делов-то!
И компота отхлебнул. Заслуженного. Глядя уже не на стену палаты, а туда, наружу.