Мандустра
Шрифт:
Разновидностей игры в Россию было много: иногда я был Сталиным, а Володя — немецко-фашистским оккупантом, и тогда я брал Рейхстаг, а его расстреливал из автомата Калашникова (продолговатого каменного обломка); порой я становился Кутузовым и весело забавлялся, глядя на то, как Турищев-Наполеон мерз в Московском Кремле; а однажды я даже объявил себя генералом Ермоловым и ввел в столицу поверженного Володю-Шамиля, который рухнул на колени, войдя в игровой раж, и взмолился: «Не казни мене, русский цар! Ты же добр, ты ж лучший цар в Поднебесье!»
Я задумался и гордо произнес:
— О,
Тут Турищев встал и засмеялся.
— А давай играть… в конец. В погибель Русской земли! Я буду Аль-Макдональдом, а ты… ты… Прези…
— Никогда!!!
Я бросился на него, пытаясь ударить под дых, но руки скафандра плохо слушались; Володя пнул меня ногой, и я упал, ударившись об острый камешек, который прорвал мою герметичность. Струя вырывающегося воздуха зашипела; Володя испугался и подбежал ко мне, склоняя голову в шлеме. Я задыхался, мне становилось холодно, но я сжал руки в кулаки и попытался представить великий красно-кирпичный Кремль, над которым реют сразу три русских флага: красно-сине-белый, бело-желто-черный и красный с серпом и молотом.
— Гибели нет! — из последних сил вскричал я. — Играть будем… в возвращение… в спасение…
Я отключился и очухался только на кровати в родной хижине; надо мной стояла мать и нежно гладила по щекам.
— Ну, вот, — ласково сказала она. — Еле выжил… Выпей рюмку водки, согрейся! Если бы не Володя… Он тебе жизнь спас! Донес тебя… на руках!
— Володя…
— Ты обязан ему всем! Не забывай это, сынок…
Больше нас не выпускали гулять далеко — только возле дома. А играть в Возрождение России мы могли в моей комнатке. Здесь трудно было устраивать мощные баталии и драки, зато мы представляли, что сидим в штабе заговорщиков и придумываем план, как вернуться на Родину.
Мы писали мелом на черной доске — однажды этих школьных комплектов прибыло очень много в гуманитарной помощи; горела лампа, работающая, как и все на Марсе, на солнечных батареях; и мы придумывали различные истории — вот, мы, наконец, после долгих приключений, добираемся до единственного оставшегося неразобранным космического корабля, захватываем его и с финальной огненной вспышкой старта, в которой сгорают все наши враги, летим вперед, вверх, назад — на Землю, в Россию, домой!
— Главное — взлететь, — говорил я. — Потом врубим солнечные батареи и будем дрейфовать в пространстве, пока не достигнем Земли!
— Так мы сто лет продрейфуем! — возражал Володя. — Нужно дать сразу большую скорость. А для этого надо топливо, бензин или… взрыв, направленный взрыв… Что тут вообще, на этом долбаном Марсе есть?!
— Не знаю, — пожимал я плечами. — Призраки, может быть, знают!
— Ты в них веришь?
— Не особенно… Стоп! — осенило меня. — Я не верю в то, что наше правительство… наш царь… Что они ничего не знают! Что у них ничего нет! Я не верю, что связей с Землей больше не существует! Слышал позавчера грохот?!
— Да, —
— Откуда ты знаешь, что это — не запуск?! Может быть, они все время летают туда-сюда-обратно?! Почему, ты думаешь, у нас до сих пор все работает? Свет горит… лампочки появляются? Даже рейсовые вездеходы ходят?! Да мы бы тут не выдержали ни секунды без помощи извне! Мне кажется, они могут, гады, летать на Землю! Царь, ну, и… прочие. И помощь приходит, просто нам ничего не говорят! Они хорошо тут живут, у царя есть пруд, он всем правит… А захотел — слетал в Россию, постоял в березовом лесу, умилился, сорвал гриб… А может, он вообще — всегда там?! Откуда мы знаем? Мы же его не видели! Вдруг все правительство — давно уже там! Сидят на дачах, кайфуют… А нам шлют приказы, указы, ну, и… самое необходимое!
Володя остолбенело замолчал, потом, наконец, сказал:
— Да как тебе только могло прийти такое… в голову?
— Надо ехать в столицу, в Ленинград, пробиваться во дворец, к кораблю… И увидеть, что там! Вот тогда мы поймем, как все обстоит на самом деле!
— Но там же охрана… У них арбалеты! Кстати — если бы они летали туда-сюда, у них были бы и пистолеты!
— А если есть?! — крикнул я, все больше убеждаясь в своем предположении. — Нет, пока сам не увижу… Царя и корабль…
— Тебя убьют, — тихо произнес Володя.
— У меня тоже кое-что есть…
Я встал, пошел в отцовскую комнатку, подошел к шкафу, открыл маленькую дверцу, немного порылся, достал небольшой сверток и вернулся.
— Что это?
— Смотри!
Я осторожно развернул; в свете лампы сверкнуло лезвие.
— Настоящий земной кухонный нож… — восхищенно промолвил Володя. — Настоящая сталь… и пластмасса… Но что ты сможешь этим сделать против арбалета… пистолета? И ты… — он опустил голову, — готов… убить человека?
— Ради России я готов на все!!! — торжественно объявил я и потряс ножом.
После этого случая Володя от меня несколько отдалился; все реже и реже он заходил в гости, сознательно избегал разговоров на патриотические темы, а потом и вовсе куда-то пропал.
Когда я спросил отца, куда подевался мой лучший друг, папа тяжело вздохнул и ответил:
— Они уехали в столицу…
— Как?!
— Отец Володи — военный, точнее, работник Комитета госбезопасности… Он возглавлял тут местное отделение… А сейчас пошел на повышение… Вот так вот!
«О, мой православный Бог! — подумал я тогда. — Как же так! Я дружил с сыном гебиста, стукача, мусора, падлы! Как это могло случиться?! Он же мог все рассказать обо мне… о моем ноже… о наших планах… Моих планах! Пора действовать, надо что-то делать… Но что?! Боже, да он же, наверняка, все знал — где царь, как там Земля… и ничего, ничего мне не сказал! Сволочь!»
— Что ж… — выдавил я из себя. — Повезло… Вове. Он всегда был… везучим.
— Да уж, — кивнул папа. — Горбатишься тут всю жизнь… на этой фабрике! Блядь!!!