Мандустра
Шрифт:
Он длинно сплюнул в лужу справа и побежал вперед еще с большей скоростью.
Его белая слюна тихо и спокойно расплывалась в луже, дождевая вода осторожно обволакивала ее, как жемчуг, и впитывала в себя.
Я пожал плечами и пошел дальше.
Так я шел очень долго, пока не набрел на голую девушку, которая лежала на камнях и загорала.
Она лениво окинула меня взглядом, потом села и спросила:
— Не
— Что? — спросил я.
— Выхода там нету?
— Да вот не знаю, — сказал. — Я только что сюда прибыл. Давайте познакомимся.
— Давайте, — сказала девушка и протянула мне голую руку.
— Меня зовут Егор, — сказал я.
— Как?
— Егор.
— Ах, Егор… Это вас назвали так псевдорусски.
— Не знаю. Вообще, мое настоящее имя — Георгий, а зовут меня — Егор.
— Но Егор — это же не Георгий, — возразила она и зевнула.
— Нет, почему, — оправдывался я, — Георгий — это и Жора, и Гоша, и Юра, и даже Егор.
— Ах так! — удивилась она. — Ну что ж, меня зовут Маша. Вы извините, Егорушка, что я в таком виде, просто тут очень мало народа и…
— Да что вы, — засмущался я.
— Если хотите, я оденусь.
— Да к чему эти предрассудки, — сказал я и поднял мокрое от дождя лицо к небу. Оно было голубым, а справа сияло солнце.
— Тогда давайте позагораем, а потом пойдем искать выход, — сказала она.
Я сразу же согласился, и мы начали загорать. После того как мы очень мило позагорали, мы оделись и пошли дальше.
Мы шли, взявшись за руки, и обсуждали какие-то проблемы.
— А куда это все хотят выйти? — спросил я.
— Ну как же, Егорушка, это же чистилище…
— А, — засмущался я от заданного невпопад вопроса.
— Либо в рай, либо обратно на Землю.
— А что, это возможно? — спросил я. — Ой, смотрите, какое облако… Оно похоже на какую-то жабу или ящерицу…
Мы остановились.
— Действительно красиво, — сказала она. — Так вот, надо обязательно найти выход. Но сейчас уже близко к вечеру, мы вернемся в город, а уж завтра…
— А что, тут есть город? — спросил я.
— Ну да. А как же! Некоторые старожилы там даже прочно обосновались.
— Понятно, — сказал я.
Я посмотрел
— Как здесь красиво! — сказал я. — Только деревьев, жалко, нет.
— Да, Егорушка, жалко…
Наконец мы подошли к городу. На первый взгляд это было обычное лежбище котиков. Только вместо котиков — везде люди, в разных позах. Люди, люди…
Люди лежали на граните и разговаривали.
Кто-то спросил нас:
— Ну как?
— Да нет, — отмахнулась Маша.
— А! — с досадой пробурчал этот человек и затерялся в толпе.
— Слушай, Маша, — сказал я моей спутнице, — мне в этом городе не нравится. Тут очень людно как-то. Пойдем отсюда.
— Ну пошли, — сказала она.
И мы пошли дальше. Мы проходили еще около часа, разговаривая о разных проблемах, и когда уже стало темно, решили заночевать.
Мы легли на граните. Я сжал ее в объятиях.
— Как здесь хорошо, Маша, — прошептал я ей на ухо и поцеловал в теплые губы.
На следующее утро меня разбудили страшные крики. Я перевернулся на спину, открыл глаза и увидел, что в лучах рассветного солнца пляшет человек.
Он кричал:
— Выход, выход, выход!!!
Я потянулся, посмотрел направо — никого со мной не было. Я вскочил, осмотрелся вокруг — все та же гранитная равнина. Солнце нестерпимо жгло, как на юге, оно висело посреди голубого небосвода, огромное и огненное.
Я еще раз осмотрелся вокруг. Никого не было, даже тот человек, который разбудил меня криками, исчез. Я сделал несколько шагов и остановился в нерешительности. Поднял голову и посмотрел прямо в солнце. Глаза мои чуть не ослепли, но солнце сияло так при ………, так весело, так бодро, что я не смог отвести взгляд.
Солнце, теплое, как Маша.
Я упал на колени. Я заплакал от счастья и, не сводя глаз с солнца, судорожно прошептал:
— Господи… Господи… Прими меня, я здесь…
Я почувствовал, как втискиваюсь в огромный сплошной светлый фон Солнца, Солнце стало везде, везде стало одно Солнце, в нем было все, оно кипело и переполнялось одним сплошным дыханием жизни и всем, что может быть. Я был в воздухе, я горел, я несся к Солнцу. Оно радостно раскрыло объятия навстречу мне, я словно увидел там всех, я стал его светом, Солнце заняло все, и наконец я коснулся его руками, я медленно вошел в его свет, в его почву, в его стихию и, растворившись в нем, перестал существовать.