Мангазея

Белов Михаил Прокопьевич

Плавание из Тобольска и Березова в Мангазею по-прежнему называлось Мангазейским морским ходом, хотя по существу таковым не являлось. Название «морской ход» сохранилось скорее по привычке и было связано с ошибочным представлением об Обской и Тазовской губах. Считалось, что это единое большое море, часть Северного Ледовитого океана. На старинных сибирских чертежах Мангазея и впадающая рядом с ней в реку Таз речка Мангазейка, или Осетровка, изображались на берегу моря, которое также называлось Мангазейским.

В Туруханском остроге сохранились и некоторые сведения о плавании мангазейщиков после 1620 г. Если плавания в Мангазею по Карскому морю через Ямальский волок и по Обской губе в летнее время совершались в благоприятных условиях, при отсутствии льдов и при попутных ветрах, то морские походы с юга на север по Обской губе проходили в иной обстановке. Тот же северный ветер, который нес поморское судно к цели, был иногда непреодолимой преградой

для караванов, двигавшихся с юга, от Тобольска и Березова.

Трудность и сложность западных и южных путей в Мангазею впоследствии явились одной из причин их упадка. По существу почти пятидесятилетний период полуморских походов в Мангазею — это закат мореплавания в Обско-Тазовском районе.

Из Тобольска на Таз первые торговые и промышленные люди прошли с отрядами мангазейских воевод. Чаще всего торговцы присоединялись к стрельцам и казакам.

В 20 и 40-е годы развилось караванное торгово-промысловое передвижение на Мангазею. Иногда составлялись большие караваны — по 20, по 30 кочей, на которых находилось от 350 до 400 человек, перевозивших свои «промышленные заводы» и товары. Самыми тяжелыми грузами была мука ржаная и овсяная — «хлебные запасы». Мангазея всегда жила привозным хлебом. В 1626 г. из Тобольска на Таз с таможенным головой Гребневым ходили «на кочах многие торговые люди с хлебными запасы».

В 1628 г. этим же путем совершили плавание 136 торговцев и промышленников. Это были Яков Третьяков Важенин, Андрей Иванов, Савва Иванов Заборец, мезенец Кирилл Иванов Ружников, Матвей Щепеткин с Пинеги, ярославец Алексей Наумов и другие. Одновременно на Таз «хлебные запасы» привозила и казна, которая иногда продавала хлеб на мангазейском рынке. Но конкурировать с привозным хлебом торговцев она, конечно, не могла. Чаще же мангазейскому гарнизону не хватало своего хлеба. В 1626 г. мангазейский воевода купил у торговцев после распродажи 4120 пудов хлеба. Поражало количество хлебных запасов, завезенных на столь далекое расстояние. В 1627 г. из Тобольска в Мангазею было направлено 25 200 пудов минимум на 12 кочах. В конце концов царский двор отказался от казенной хлебной торговли и стал покупать хлеб на рынке. «В Мангазее хлеба много и стоит дешево», — показал Киприян Фоняков, приказчик гостя Надея Светешникова. Однако наплыв хлебных товаров на мангазейский рынок продолжался недолго, до тех пор, пока в Мангазее существовали богатые пушные промыслы. В дальнейшем, приблизительно с 40-х гг., тобольским воеводам вновь пришлось вернуться к организации поставок хлеба на казенный счет. Однако это оказалось сложным. Именно с этим периодом связаны наиболее трагические случаи. И понятно было, что дело не только в том, что в Сибири перевелись хорошие мореходы и стали строить плохие суда, но и в том, что в Обско-Тазовском районе в 40–60-е гг. XVII в. ветры «стали прижимные, свирепые», усилилась ледовитость, участились бури и ураганы. Ухудшение условий погоды наблюдалось не только в этом районе Арктики, но и повсюду на севере — от Гренландии до Чукотки. И несмотря на это, плавания в Мангазею продолжались. Можно восхищаться героизмом и мужеством тех людей, которые участвовали в них.

В документах наиболее ярко рассказано о трех походах из Тобольска в Мангазею. Три года подряд, в 1642, 1643 и 1644 гг., мореходы пытались пробиться к Мангазее, но терпели неудачи. Три года подряд Мангазея не получала хлеб из Тобольска и Березова из-за гибели судов. В городе после того, как съели весь хлеб, начался голод. Люди ели все, что казалось съедобным — шкурки зверей, кору, ремни и т. д.

Хлебный караван 1642 г. не дошел до города, потому что кочи разбило где-то на правом берегу Обской губы, на участке между Надымом и Пуром. Мешки с мукой оказались в воде. Люди спасались на обломках судов. Оказавшись на берегу, они пытались собрать мешки, выброшенные на берег, но не тут-то было. «Те (мешки) де все водою рознесло, а иные песком занесло… а находили де те мешки не в одном месте — по кошкам на трех верстах, и те достальные мешки воровская юрацкая, и пуровская, и надымская самоядь себе розвозили», — писал в Тобольск служилый человек Василий Петров.

Самое большое кораблекрушение произошло в следующем году. Два коча с хлебом отправились из Тобольска очень поздно — 13 июля. Около 19 августа у Русского Заворота суда попали в бурю: «учало погодою кочи бить». Возглавлявший караван дьяк Григорий Теряев пытался уйти от ветра, встав за мысом на якоря. Однако волнение было столь сильным, что один из кочей не вынес напора воды и распался. Теряев нарисовал яркую картину кораблекрушения. Он писал, что мешки с хлебом разнесло по морю и по берегу, а люди «плыли и брели на берег на веслах и на досках и на карбасех». Самому Теряеву повезло: «государево судно» бурей выбросило на берег целым и невредимым, однако так замыло песком, что в течение долгого времени его пришлось откапывать и выводить на свободную воду. Торговые люди решили остаться на зимовку и продолжить

плавание в следующую навигацию. Но дьяк так не мог поступить. Он знал, что Мангазея второй год живет без хлеба, на голодном пайке, и поэтому во что бы то ни стало хотел дойти туда. Но трагичным оказался путь. В отписке, которую прислали мангазейские воеводы в Тобольск, подробно рассказано о судьбе тех героев, которые шли с Теряевым. Всего на коче дьяка собралось человек 70, в том числе и семья Теряева. У Черных гор, в устье Столовой речки, судно снова попало в бурю и было выброшено на мель. Пытались стащить коч в губу, но напрасно потратили еще два месяца. Тогда Теряев принял роковое решение: отправиться к городу на нартах. Это случилось 10 ноября, а через восемь недель в отряде кончилось продовольствие. Очевидно, Теряев не рассчитал продукты на длительный переход. Положение создалось трагическое. В Мангазею Теряев послал гонца и просил помощи. В отписке он сообщал, что служилые и промышленные люди «стали… с голода помирать; померло человек с 50», в числе их две его дочери и племянница. Похоронив умерших, отряд двинулся дальше и через десять дней группа пришла к Ледянкину Шару — промысловому зимовью в нижней части реки Таз. Отсюда Теряев хотел пройти дальше, но силы его оставили, и он и его жена вернулись в зимовье. Поход продолжала группа безумно смелых казаков во главе с сыном боярским Дмитрием Черкасовым. Но и они дошли только до Сухарева зимовья. Немногие достигли бы Мангазеи, если бы оттуда им не пришла помощь. Отряд стрельцов во главе с сыном воеводы Ухтомского Федором нашел около Ледянкина Шара в тундре Теряева и с ним шесть человек в ужасном состоянии. Они съели все, что могли, — оленьи кожи, собак и «людей мертвых ели». По дороге в город дьяк умер. 14 января в Мангазею прибыла лишь его жена и 20 человек служилых и промышленных людей, найденных в Сухаревой зимовье.

В 1644 г. кочи снова были задержаны в Обской губе сильными ветрами. С 40-х гг. походы из Тобольска и Березова на реку Таз осуществляла главным образом казна. Торгово-промысловые караваны снаряжались очень редко и двигались в одном направлении — от Мангазеи на Березов и уже оттуда по «Черезкаменному пути». Казенное же судоходство по-прежнему не удавалось. В 1663 г. в губах потерпели крушение пять кочей, а находившиеся на них 5260 пудов хлеба и 24 пуда соли погибли. Поэтому в 1666 г. мангазейские воеводы прекратили поставки хлеба и соли в Мангазею по водному пути. Отныне грузы стали перевозить на каюках и дощаниках из Енисейска в Туруханск. В 1669 г. тобольский воевода Петр Годунов запретил поездки в Мангазею по Обской губе. «Впредь, — писал он в Мангазею, — кочевого ходу не будет, а посылать через Енисейск». И выходило, что он, Данила Наумов, совершил летом 1670 г. плавание по Мангазейскому морскому ходу в последний раз.

ВОЕВОДСКАЯ СМУТА

Осенью 1628 г. собрался в Мангазею Леонтий Плехан. Он уже знал о запрещении Мангазейского морского хода и о нарядах стрельцов на заставу между Мутной и Зеленой. Поэтому направился он по сибирской дороге к Верхотурью, куда к тому времени прибыли из Москвы новые воеводы: старший — Григорий Иванович Кокорев, выдававший себя за человека, близкого к царствующей династии, и младший — Андрей Федорович Палицын, происходивший из новгородской мелкопоместной дворянской семьи, один из послов к польскому королю Сигизмунду в годы смуты, человек начитанный.

Догнал их Леонтий по дороге в Тобольск. Передвигались воеводы большим караваном. С Кокоревым ехала вся его семья: жена Мария Семеновна, сын Иван, слуги, денщики, посыльные. С Палицыным, кроме его жены, ехали многочисленные родственники. И среди них особенно выделялись своим буйным характером племянники. Некоторые из них остались в Тобольске и только на следующий год прибыли в Мангазею. Уже в пути сказалась неприязнь воевод друг к другу. Прямой, грубый и царственный Кокорев невзлюбил обходительного и болезненного Палицына.

Правда, взаимная личная неприязнь имела серьезные основания. Известно было, что Григорий Кокорев своим доносом привел дядю Палицына, Силу Зеленого, «за измену царю» на плаху. Говорили, что, отправляясь из Москвы, Кокорев якобы сказал Андрею, что берет его прямо «от виселицы». Услышав о раздорах среди воевод, Леонтий хотел повернуть в сторону, но раздумал: на Таз он все равно не попадет раньше воевод, а с ними в пути все же спокойнее.

Собираясь в далекую поездку, потратил Леонтий все свои средства, скопленные от продажи «соболиной казны», и теперь рассчитывал заработать на мангазейских торгах. С собой он взял старшего сына Климентия и младшего Ивана, надеясь приучить их к большому торговому и промысловому делу. На Верхотурье он, как и другие торговые люди, заказал собственный коч. Воеводы приказали сделать два «государевых коча». Всего верхотурские плотники рубили 22 морских судна.