Манико
Шрифт:
После этих слов вождь прижал ладошки своих рук к груди и опустил голову. За ним последовали остальные гости. В это же время лучина в лампе затрещала и начала дымить. Пабло посмотрел на присутствующих.
– Уже слишком поздно. Завтра рано вставать. Матрос укажет место, где вы можете отдохнуть.
Проводив гостей, он осмотрелся на судне. Проверив вахту. Заглянул в каюту капитана. Корцезо спал сидя в своем кресле, на столе бутылка рома и мерцает лампада. Пабло не стал тревожить его, закрыл дверь и удалился.
3
Утро на фрегате 'Нинья' команда встретила в полном замешательстве. Почему мы так долго стремились к земле, и вот когда он уже так близок, повернули опять в никуда. Споры между матросами, находившимися на
Команды с его уст сорвались грозно и безапелляционно. В голосе не осталось ни чего юношеского. В этот же момент судно ожило и загудело, словно пчелиный рой. Завертелось из стороны в сторону рулевое колесо, издавая странные звуки, Большой левый крен позволил не столь большим волнам взметнуться на палубу и окатить освежающим душем тех, кто еще находился там. Большая часть матросов уже уверенными движениями перемещались по паутине корабельных снастей вверх к парусам. На несколько минут судно выровнялось, мирно качаясь на волнах, раздались первые хлопки трепещущих под напором ветра полотнища. По палубе постоянно дублируются команды и доклады об их исполнении. На полных парусах, накренившись опять на левый борт, 'Нинья' начала набирать скорость, ложась на заданный курс.
К семи часам утра, показавшееся из за туч солнце, позволило рассмотреть на горизонте, прямо по курсу, полоску земли. Матросы начали восторженно выкрикивать 'Земля', 'Земля' словно вчера они ее не видели, или не надеялись больше увидеть. Овации продолжались несколько минут и были прерваны очередной командой боцмана. Отлаженный механизм команды после нескольких минут отдыха продолжил свою нелегкую роботу.
На палубу поднялись вчерашние гости. Пабло Писарро бросил взгляд на восседающего в кресле Энри Корцезо, повернулся к матросу и приказал проводить гостей на верхнюю, кормовую палубу. Высказав свое приветствие прибывшим, юноша протянул вождю подзорную трубу и жестом предложил посмотреть в сторону берега. Лодобо на ломаном испанском сказал, что уже видел подобный жезл, который крадет расстояния. С этими словами он начал прилаживать трубу к глазу, Пабло поправил его и помог навести резкость изображения на береговую линию. Вождь всмотрелся в горизонт и громко выкрикнул,- Потато, моя земля, а вон там и бухта тихой воды. Пабло, как будто дублируя чью то команду, выкрикнул так держать. Вождь Ладобо еще некоторое время смотрел в сторону берега, а потом начал что-то громко и быстро кричать на своем языке. Окружающие были в полном недоумении, не понимая, что хочет сказать гость. Кроме того, что он кричал, так еще несколько раз пытался освободить штурвал от стопорных лямок, веревок с петлями по обе стороны рулевого колеса, позволяющих стопорить штурвал во время движения судна, изменить курс 'Ниньи'.
Дочь вождя подошла к Пабло и сказала, - Отец говорит, дальше плыть нельзя. Еще рано. Там рифы и смерть.
– Переведя дыхание, она продолжила переводить выкрики отца, -Нужно смотреть на рифы, а в полдень, по высокой воде заходить в бухту. Иначе смерть.
В десять утра Пабло сделал запись в бортовом журнале, - 17 апреля 1498 года. Фрегат 'Нинья' лег в дрейф в трех милях от береговой полосы бухты 'Пота-тау' в ожидании благоприятных условий прохода зоны рифов.
Теперь даже невооруженным глазом было видно, как набегающие волны разбиваются о рифы перед входом в бухту. Пабло минут пятнадцать смотрел в сторону берега и неожиданно даже для себя закричал, ЕСТЬ. Подозвал нескольких матросов показал какой то участок на море и отдал им команду. После этого он подошел к капитану и громким голосом доложил, что фарватер есть, в ответ Корцезо кивнул головой. По его лицу кривой улыбкой пробежала радость от услышанного. Он прикрыл глаза и выдавил сиплым голосом, - Я моряк и не хочу гнить в земле. Не позволь меня жрать червякам. Моя душа должна остаться в морской пучине.
– Раздался выдох из уст капитана со страшным свистом, это был последний вздох капитана испанского фрегата 'Нинья' Энри Корцезо.
С прокладыванием курса на Пабло свалилась последняя воля его капитана, хотя в тот момент звучали предложения похоронить его на земле, если у них получится войти в бухту. Саван, капитанская фуражка, отпевание и речи тех немногих матросов, которые долгие годы бороздили морские просторы с усопшим. Рывок судна по направлению бухты и труп капитана Корцезо, под звон рынды, забрали волны в свои объятья. Поднявшийся уровень воды полностью закрыл коралловые рифы, и ориентиры движения были выбраны уже по суши. На самом малом ходу какой только можно было выбрать, судно двинулось в сторону бухты. Проходя гряду рифов ровно в полдень, все полностью полагались на своего молодого капитана и рулевого. Несколько раз судно качнулось в сторону, и послышался пронзительный скрежет. Днище шкреблось о кораллы, но это продолжалось несколько минут, а потом ощущением, словно от судна оторвался какой-то груз, и оно с легкостью двинулось по глади бухты в сторону причалов на противоположенном берегу. Команда, пассажиры, гости судна начали восторженно кричать, радуясь благополучному прибытию на землю Нового Света. Все обнимались, бросали в воздух предметы и кричали с восторгом, - Пабло Писарро наш капитан.
Рулевой на последок проявил филигранную точность, развернул судно на ограниченном пространстве и пришвартовал к свободному пирсу. Матросы бросили трапп, а Пабло громко прокричал, - Всем спасибо, тысяча чертей и якорь в глотку. После некоторого замешательства, поблагодарив за спасение, на берег сошли индейцы, а потом уже за ними последовали все.
Только там, когда спало напряжение и улеглись эмоции, Пабло рассмотрел находящиеся в бухте корабли, и понял, что все участники их экспедиции достигли желанного берега...
4
То время, когда в поселке первый раз появились конкистадоры Досига смутно помнит, и это скорее не воспоминания, а пересказанные истории отца. Матери своей она не знала, так как та умерла сразу же после рождения Досиги от большой кровопотери. Так вот что касается испанцев, то она их помнит как миролюбивых и радушных людей, но отец ей рассказывал, что первое время происходили между конкистадорами и туземцами конфликты. Иногда доходило до вооруженных столкновений. В основном причиной раздоров становились слезы бога 'Манико', которому поклонялись туземцы. Это золотые самородки разной величины, которые находили женщины племени, занимавшиеся скорняцкой работой, выделкой звериных шкур на порогах реки, несущей свои горные воды в океан.
Эти времена ушли в историю, конкистадоры уходили за диким золотом далеко в глубь джунглей, а местные жители последнее время даже умудрялись тайком друг от друга и местного шамана слезы 'Манико' менять в форпосте на огненную воду, либо на клинки.
Досига выросла и встретила свою шестнадцатую весну. Проживая в непосредственной близости от форпоста. Местные уже привыкли постоянно встречаться с чужими. Туземцем племени Потато довольно таки сносно научились понимать разговорный испанский, а некоторые, в основном дети, уверенно изъяснялись на языке чужих. Примерно два года назад в форпосте появился странный человек, одетый во все черное, на груди он носил крест, в руках всегда держал маленькую черную книгу с таким же крестом и разговаривал очень мелодично. Даже те индейцы, которые не понимали ни единого слова на испанском, очень любили его слушать. Этот чудной человек часто приходил в селение. Рассказывал всем о своем боге и учил малышей говорить на своем языке. Для детей племени его приход всегда превращался в праздник. Они окружали пастыря, так его называли чужие, на лобном месте, рассаживались на земле, образовывая круг. Слушали и повторяли за ним непонятные слова и звуки с криками и смехом. Иногда к ним присоединялись и взрослые соплеменники. На подобных занятиях всегда присутствовала дочь вождя.
Досига научилась не замечать чужих до того рокового полнолуния, когда она напросилась с отцом и соплеменниками на большую воду для ловли рыбы.
Каждый месяц, на полную луну, воины племени во главе с вождем уходили на несколько дней к океану для ловли рыбы на большой воде. В море выходили на небольших долбленных лодках, по три человека, два гребца и один ловец. Они бросал приманку на воду, а вслед за ней на это же место летела сеть в виде круга с грузами на краях. Диаметр сети иногда доходил до десяти метров, это зависело от силы ловца. От этого конечно на прямую зависело количество улова. В полнолуние на большой воде, вовремя прилива в море выходило примерно до шести лодок. Они проходили рифы и сразу же за ними расходились в стороны друг от друга. До рассвета выбирались места лова и прикармливали рыбу. С восходом солнца ловцы делали забросы и вытаскивали сеть с уловом, в работу включались гребцы и они выбирали рыбу. Ловля прекращалась к полудню и на приливе лодки возвращались в одну из бухт побережья.