Маникюр для покойника
Шрифт:
На свободе младший Катуков пробыл недолго. Примерно через полгода вновь загремел в Бутырку, уже за кражу. Теперь с передачами в угрюмый двор на Новослободской улице бегала Анна Федоровна. В декабре, после того как Славика осудили, директриса заболела и попросила:
– Котя, свези вещи с едой на Красную Пресню, в пересыльную тюрьму.
И, видя, как изменилось лицо сына, быстро добавила:
– Мороз, он в летнем, замерзнет.
Костя послушно отволок тюк с ватником, ушанкой и валенками, а также передал мешок с сухарями, чаем, сахаром и неожиданно попал на свидание.
В длинной комнате, разделенной грязным стеклом, множество людей орали в
В Мордовию, куда заслали Славу, Костя не ездил, впрочем, Анна Федоровна тоже, передачи таскала Яна, явно жалевшая мать. Она же оставалась там на короткие, двухчасовые и длительные, суточные свидания.
В 1986 году Славик освободился подчистую и вернулся в Москву. Начинался период дикого разгула демократии, а в лагере Слава свел знакомство с Анзором Калашвили, богатейшим, как их тогда называли, цеховиком. Анзор ухитрился открыть подпольный цех по пошиву домашних костюмов и в мгновение ока сколотил состояние. Слава же, владевший карате, не раз защищал Анзора от урок, желавших опустить смазливого грузина.
Калашвили вышел чуть раньше и встречал Славу на перроне Курского вокзала. Когда Славик выбрался из вагона, в ватнике, черной кепочке и солдатских сапогах, он даже не понял, кто этот роскошно одетый гражданин, кинувшийся к нему с радостным криком. Анзор успел зарегистрировать швейный кооператив и наводнил столицу сотнями блузок, которые неизбалованные москвички хватали, словно горячие пирожки. Стоили изделия в пять раз дешевле турецких, а качество было лучше. Калашвили работал на совесть и никогда не пользовался гнилыми нитками.
В отбывании срока что в СИЗО, что на зоне нет ничего хорошего, но многие из тех, чьи лучшие годы прошли за колючей проволокой, назовут вам все же один весьма положительный момент. Именно в заключении завязываются тесные дружеские связи, более крепкие, чем родственные. Анзор не мог забыть, как Слава защищал его от урок. В мгновение ока Славик стал совладельцем преуспевающего швейного предприятия. Удивительное дело, но бывший хулиган и вор уже через полгода великолепно разбирался в вытачках, проймах и выкройках. Слава перестал вздрагивать при словах «косой крой» и начал употреблять глагол «пришить» в его истинном значении. К тому же у него открылся настоящий талант управленца. Скоро фирма разрослась, арендовала секции в ГУМе и ЦУМе. Бывшие уголовнички обзавелись квартирами, джипами, золотыми цепями и малиновыми пиджаками.
Вот тут-то Котя и начал захаживать к брату в гости. Он, в отличие от Славы, не слишком преуспевал. Особых ролей не было, а до агентства экстремальных услуг парень еще не додумался. Славик оказался родственным и помогал Коте: купил «Жигули», пару раз отправил отдыхать за границу и частенько совал старшенькому в карман доллары. Потом Котя принялся оказывать людям услуги, и его материальное положение слегка выправилось, но до Славика ему все равно было ой как далеко, потому что Анзор эмигрировал во Францию, и друзья принялись в придачу к швейному делу заниматься еще и торговлей секонд-хэндом. Калашвили скупал в крупнейших универмагах «Самаритэн» и «Лафайетт» нераспроданные свитера, юбки, костюмы… Французская сторона отдавала одежду буквально даром. Парижане привередливы и ни за что не станут носить прошлогодние модели, а хранить мертвый груз на складе крайне накладно. В Москве же из тюков извлекались вещи, гладились и уходили на «ура». Слава сообразил привлечь к делу домохозяек и молодых матерей. Женщины за небольшую плату приводили наряды в порядок – отпаривали, пришивали пуговицы… Словом, работа кипела. Единственное, в чем Славику не везло, так это в личной жизни. Времени на поиски жены у него просто не было, поэтому его «дамами сердца» становились проститутки, подобранные на Тверской. Славе даже казалось, что так проще: заплатил деньги – и привет, никаких обязательств. Ухищрения, к которым прибегал Котя, обхаживая баб, только смешили младшего брата. Все эти букеты, конфеты, духи и рестораны…
– У тебя поэтому и денег никогда нет, – укорял младший. – Ну на фига корзины с розами дарить, трех цветочков хватит.
Старший только улыбался:
– Нравится мне быть щедрым.
– Умрешь в нищете, – вздыхал Слава, – ты же ничего не откладываешь, виданное ли дело тратить все на баб.
– Зато мои дамы готовы ради меня в огонь прыгнуть, – парировал Котя.
И это была правда, женщины обожали актера и, даже разойдясь с ним, оставались в дружеских, весьма теплых отношениях…
Миша вздохнул и поглядел на меня:
– Вот такая история. Вы можете проверить ее истинность, загляните на работе в компьютер, небось храните все сведения об освобожденных.
Я важно кивнула:
– Есть у вас адрес Славы?
Рогов поморщился:
– Есть.
Я решила не обращать внимания на его недовольную гримасу.
– Давайте.
Миша выпалил:
– Улица Зои и Шуры Космодемьянских…
Ну с чего бы ему помнить наизусть координаты младшего Катукова? Некоторое удивление, наверное, отразилось на моем лице, потому что психиатр добавил:
– Сейчас он женат, его супругу зовут Акулина Евгеньева, но мне страшно не хочется комментировать данную ситуацию.
ГЛАВА 18
В школу, где учился Кирюшка, я ворвалась со звонком, возвещающим конец учебного дня. Плотная толпа детей с жуткими криками, топотом и руганью понеслась к раздевалке. Старшеклассники раскидывали малышей, волочащих ранцы, кое-кто из длинноногих одиннадцатиклассников просто переступал через первоклашек. В дверях образовалась пробка. Писк, визг и гам повисли в воздухе.
– А ну, прекратили немедленно! – раздался командный голос.
Я невольно вздрогнула. У подножия широкой лестницы стояло странное существо. Если нашу стаффордшириху Рейчел поставить на задние лапы, она и то будет выше этой женщины. Впрочем, фигурой учительница смахивала на мопса. Довольно большая круглая голова с короткой, почти мужской, прической лежала прямо на жирных плечах, шеи у дамы не было и в помине. Зато плечам мог позавидовать борец. Ниже крепился внушительный бюст, плавно перетекающий в большой выпирающий живот, покоящийся, казалось, непосредственно на туфлях. Ног у нее не наблюдалось, равно как и шеи, этакий квадратный экземпляр, гигантский спичечный коробок с головой.
– Заткнулись все! – орал монстр. – Николаев, давай дневник, Соколов, марш к директору.
Стало тихо-тихо. Робкие первоклассники, словно вспугнутые мыши, исчезли в раздевалке. Даже нахальные десятиклассники присмирели.
– Кто это? – шепотом спросила я у девочки, завязывавшей ботинки.
Ребенок поднял покрасневшее лицо и так же тихо ответил:
– Зверь. Злобный Карлик. А вообще-то учительница алгебры Селена Эженовна.
И эту тетку я должна убедить не ставить Кирке «два»? Тем временем Селена Эженовна повернулась и пошла по коридору, я кинулась следом: