Маникюр для покойника
Шрифт:
Кирюшка взял в руки тоненькую брошюрку и просто окаменел. Двести пятьдесят четыре вопроса! И каких! Чем отличается кантата от оратории? Сколько позиций у скрипки? Какая бывает песня? Назовите наиболее известные произведения Сельвинского…
– Стравинского, – поправила я.
– Ну перепутал, – зашмыгал носом Кирка, – один шут! Стравинский, Сельвинский. Все равно мне на этот тест в жизни не ответить! Поставит «два» в полугодии.
– Не рыдай, – велела я, – она же твой почерк не знает?
– Нет.
– Вот и отлично. Сейчас поужинаем, я отвечу на все вопросы, завтра сдашь, а в школу схожу, улажу твою беду.
– А ты все это знаешь? – поразился Кирка. – Про симфонический оркестр, дирижера и арфу?
Я усмехнулась:
– Про арфу особенно, видишь ли, я заканчивала консерваторию и даже умею играть на этом отвратительном инструменте.
– Лампочка, – жарко зашептал Кирюшка, – Лампушечка, любименькая, спаси меня. А я квартиру бесплатно убирать стану…
– Ладно уж, – засмеялась я, – пошли ужинать, подлиза!
На плите вовсю кипела кастрюля. О, черт, совсем забыла про макароны, надеюсь, они не превратились в лохмотья.
Я быстренько стала сливать воду в дуршлаг и через секунду поняла: что-то не так. Из кастрюльки лилась мутноватая, слегка пенящаяся жидкость с очень слабым запахом одеколона… Наконец показалось… пустое дно! Макароны просто исчезли! Милые белые ракушки, вкусный продукт, сделанный в Англии, лапша высшего качества… Неужели растворились без следа?
В полном изумлении я глядела в пустой дуршлаг. Да, такого со мной еще не случалось.
– Ты это варила? – спросил Кирка, показывая пустой пакет.
Я удрученно кивнула. Внезапно мальчишка захохотал в голос.
– Очень смешно, – обозлилась я, – между прочим, вермишель растворилась из-за того, что заболталась с тобой!
– А вот и нет, – продолжал веселиться Кирка, – это ни при чем! Мыло всегда в воде разлагается!
– Мыло?!!
– Ага, – ржал Кирюшка, – гляди, тут же все написано.
И он ткнул грязным пальцем в пакет. Я молча смотрела на латинские буквы.
– Лампушечка, – поинтересовался Кирка, – ты английский-то знаешь?
– Ну, в объеме средней школы, читаю со словарем.
– Понятно, – развеселился еще больше мальчишка, – слушай перевод. Высококачественное мыло для детей. Выполнено в виде привлекательных ракушек, не имеет запаха, не вызывает аллергии, можно использовать для грудных младенцев. Растворяется мгновенно и не оставляет налета на ванной.
Кирюшка перевел дух и глянул в кастрюльку.
– Ну все как обещали: и растворилось без следа, и кастрюлька чистая!
– Безобразие! – пришла я в себя. – Полное безобразие! Мне продавец посоветовал на оптушке!
– А он небось, как ты, английский знает в пределах школьной программы, – веселился Кирюшка. – Одно не пойму, как это к нему до сих пор никто не вернулся и не врезал в пятак.
Я тяжело вздохнула:
– Вроде я была первым покупателем.
– Интересно, – спросил Кирка, – сколько раз его сегодня побьют?
Около девяти вечера я позвонила Марии Леонидовне Раух:
– Ваш телефон дал мне Георгий Львович Дааз…
– Чудненько, – пропел хорошо поставленный голос. – У вас мальчик или девочка?
– Два мальчика, – растерялась я.
– Каков возраст?
– Двадцать пять и одиннадцать…
– Ну со старшим уже поздно, а с младшим можно попробовать.
– Что? – изумилась я.
– Как – что? – начала терять терпение собеседница. – Вы же хотите обучать детей игре на фортепиано? Завтра в три часа дня можете? Ребенка приводите с собой, я занимаюсь только с подающими надежды.
Вечером, свернувшись клубочком посередине собачьей стаи, я уже совсем было заснула, когда в голову пришла простая, как веник, мысль. Почему благодетель семьи Катуковых, господин Базиль Феду, Вася Федулов, почему сей миллионер завещал богатство Анне Федоровне, Яне и Славе? Отчего он обошел в завещании Костю? Не знал о его существовании? Полный бред! Федулов удрал из России в 1974 году. Косте исполнилось три года, а Славе два. Очень странно, если учесть, что Котик проживал вместе с матерью на улице Первого жокея, а Славика отдали Наталье Федоровне… Причем, насколько я поняла, буквально сразу, чуть ли не в десятидневном возрасте. Может, Костя чем обидел Василия? Ударил машинкой, и сосед на всю оставшуюся жизнь затаил злобу? Большего бреда не бывает. Хотя вполне вероятно, что в 90-х годах они начали переписываться, и произошел конфликт. Ага, посылает письма по новому адресу, а в завещании указывает старый, да уж! Опять бредятина! Ну чем ему не угодил трехлетний Катуков? И кто убил актера?
Так и не найдя ответа на эти вопросы, я провалилась в тревожный сон.
В час дня я входила в Кирюшкину школу. Учительница Лариса Захаровна не выказала при виде меня никакого восторга.
– Ваш мальчик, – отчеканила она, – во время урока считает ворон. Рассказываю о построении музыкальной фразы, а он ручку по парте гоняет!
Я тяжело вздохнула. Небось плохо и скучно рассказываешь! И потом, построение фразы! Детям, которые даже не знают, как выглядит нотный стан!
Лариса Захаровна нервно встала и принялась обмахиваться тетрадкой. Я поглядела на ее мелкое крысиное личико с острым носом, на нелепо взбитые, явно «химические» кудри, на внезапно покрасневшие щеки, шею и вздохнула. Все ясно – климакс. Последний концерт затихающих гормонов и связанные с этим «прелести» – приливы, депрессия, головная боль, бессонница, прибавка веса… А еще нужно за копеечную зарплату вбивать в тупые детские головы понятия об опере, симфонии, гармонии.
Педагогам вообще тяжело. Пожалуй, это единственная профессия, где человек сам оценивает свой труд. Ну вдумайтесь, если ребенок ничего не понял на уроке, умирал от скуки и получил «два», в конечном итоге получается, что учитель сам себе вывел «неуд». Значит, плохо подал материал, не заинтересовал, не сумел растолковать.
Ну не объяснять же эту истину Ларисе Захаровне! Совершенно не собираюсь воспитывать эту даму, мне нужно всего лишь, чтобы Кирюшка получил четверку, поэтому я расплылась в самой сладкой улыбке и прощебетала:
– Ах, дорогая Лариса Захаровна! Он очень увлечен вашим предметом, вчера весь вечер на тест отвечал!
– Да, – признала музычка, – поставила «отлично», великолепно сделанная работа.
– И потом, – неслась я дальше, – он просто не может не любить музыку, ведь живет, можно сказать, внутри ее.
– Не понимаю, – промямлила Лариса Захаровна.
– Я закончила консерваторию, – потупила я скромно глаза, – выступаю в концертах.
– Фортепьяно! – всплеснула руками учительница.