Маникюр для покойника
Шрифт:
– Арфа.
– Ах, – оживилась дама, – мне вас бог послал! Мальчик у вас замечательный, непоседа немного, да это ерунда. Впрочем, до меня тут работала абсолютно безответственная старуха, можно сказать, пустое место, вот дети и не привыкли к настоящим требованиям.
Я размеренно кивала головой, понимая, что следом за речью последует просьба. Так и вышло.
– Меня обязали организовать концерт, – взволнованно объясняла потерявшая всю свою спесь дама. – Придут из префектуры, начальство… Но как сделать это с детьми, которых никто даже петь не учил? Впрочем, нашлось
Но этого количества талантов явно было мало для полноценного представления, вот и приходится нагружать родителей. Слава богу, папы и мамы проявили полное понимание. Отец двоечника Волынкина спляшет русский танец, старшая сестра Маши Козловой покажет пантомиму, бабушка Оли Суворовой придет с дрессированными собачками, вот еще бы я с арфой! И просто прелесть!
– Конечно, приду, – заверила я Ларису Захаровну, лихорадочно соображая, где взять арфу, – обязательно буду, с превеликим удовольствием!
Тут зазвенел звонок, и в класс ворвались дети. Первым несся Кирюшка, размахивающий рюкзаком.
– Иди сюда, шалунишка, – улыбнулась Лариса Захаровна.
Кирка опустил глаза и, изображая полнейшее смирение и покорность, поплелся к лобному месту.
– Уж извините, – быстро сказала я, – можно я заберу сына с урока, идем к врачу.
– Конечно, – разрешила Лариса Захаровна, – он молодец, отлично работу выполнил дома, если так пойдет, в этом полугодии «четыре» выйдет, а во втором, даст бог, и пятерочка получится.
Мы вышли из класса в опустевший коридор, и Кирюшка недоуменно спросил:
– Как ты это проделала?
– Ох, – вздохнула я, – очень просто, только где раздобыть арфу?
– Зачем? – изумился мальчик.
– Видишь ли, мы заключили с музычкой бартерную сделку. Ты получаешь хорошие отметки, а я играю в школьном концерте.
Кирюшка обнял меня и проникновенно сказал:
– Я горжусь тобой, Лампочка, никогда не встречал людей, умеющих играть на арфе!
Я хмыкнула: ну кто бы мог предполагать, что это умение хоть когда-то сгодится!
– Только знаешь, Кирюшка, долг платежом красен!
– Всегда готов, – закричал мальчик, – ну, говори скорей, чего делать? На рынок за картошкой? Белье погладить?
– Пойдешь сейчас со мной к одной даме и будешь изображать ребенка, который хочет учиться игре на рояле.
– Зачем?
– Надо.
– Ради тебя съем даже геркулесовую кашу, – заявил Кирка, и мы отправились к Раух.
Мария Леонидовна походила на Екатерину Великую. Такое же надменное лицо с маленьким ртом и большими, чуть навыкате глазами. Та же полноватая фигура с высокой грудью и крутыми бедрами. В молодости, очевидно, пользовалась успехом. Впрочем, возраст хозяйки не поддается определению. Здесь явно не обошлось без скальпеля. Возле ушей виднелись предательские шрамы, свидетельствующие о косметических подтяжках. Волосы, брови и ресницы она, естественно, красила, а кожу лица покрывала тональным кремом. Мария Леонидовна добилась потрясающего результата и в сумерках запросто могла сойти за сорокалетнюю.
Под стать хозяйке оказалась и комната, куда нам велели пройти, предварительно сняв обувь. Большой рояль с открытой крышкой, круглый стол, покрытый кружевной скатертью, бархатный диван, кресло и запах недавно сваренного кофе.
– Чудесно, – сказала Раух, присаживаясь у инструмента, – сначала проверим слух.
Уверенными пальцами она пробежалась по клавиатуре, сыграла гамму, потом нажала на «ля». Чистый звук повис в воздухе.
– Ну, какая нота?
– Ре, – ляпнул Кирка, потом добавил: – А может, фа, они жутко похожи.
– На мой взгляд, не слишком, – вздохнула Раух, – ладно, садись к роялю и положи руку на клавиши.
Кирюшка послушно плюхнул ладошки на кусочки слегка пожелтевшей слоновой кости.
– Нет-нет, – поправила Мария Леонидовна, – кисть следует держать так, словно под ней яйцо.
– Сырое или вареное? – поинтересовался Кирюшка.
– Какая разница? – оторопела Раух, очевидно, никогда до этого не слыхавшая подобного вопроса.
– Большая. Если шлепнешь рукой по сырому яйцу, будет лужа, а если по вареному, то ничего, – ответил Кирюша и скорчился на крутящемся табурете.
– Яйцо надо класть мысленно, не по-настоящему, выпрямись, – машинально обронила преподавательница и велела: – Иди в соседнюю комнату и посмотри там телевизор!
Кирюшка послушно вышел.
– Ну что вам сказать, – развела руками Раух. – Рихтера я из него не сделаю, поздно начинаем, но играть для себя научу. Заниматься два часа будем у меня, беру пятьдесят долларов за шестьдесят минут. Впрочем, я элитарный педагог, могу посоветовать других преподавателей, подешевле.
– Нет-нет, – быстро сказала я, – хотим только к вам. Слава так вас нахваливал.
– Слава, Слава… – забормотала Мария Леонидовна. – Что-то не припомню такого… Он учился у меня?
– Вы Таню Молотову знаете?
– Танечку? Конечно, дочь моей ближайшей подруги, к сожалению, покойной.
– А Слава ее лучший друг.
Мария Леонидовна улыбнулась:
– Не знаю такого, да и с Таней давно не встречалась.
– Георгий Львович говорил, что вы с ней близко дружите, даже с квартирой хлопотали.
– Дааз старый болтун, – в сердцах сказала Раух.
Я решила ковать железо, пока горячо:
– У меня проблема с сыном. Отлично зарабатывает, торгует компьютерами и мечтает прикупить квартирку в том доме, где живет Дааз. Может, составите и мне протекцию? Естественно, заплачу комиссионные и вам, и Георгию Львовичу.
– Сейчас такое тяжелое время, денег постоянно не хватает, я бы с удовольствием помогла, но Жорочка больше не пойдет на такое. Видите ли, Танюша дочь моей безвременно ушедшей подруги, ей досталась от матери совершенно невероятная жилплощадь – однокомнатная клетуха гостиничного типа. Комната метров двенадцать и кухня три. Жуткая конура. Я сочла своим долгом помочь, хотя все мои связи с Таней прервались после смерти Ляли. Честно говоря, мы года три не разговаривали. А тут она вдруг позвонила и попросила: «Тетя Маша, в вашем доме никто квартирку не продаст?»