Манипулятор:Три осенних дня
Шрифт:
— Что им оставалось делать, если вы упрямо не хотите нам помочь? — отреагировал Святослав Олегович. — Вы ведь один из тех, кого мы называем нашим лучшим резервом.
Такие люди, как вы, определяют нашу полику на местах. И, конечно, в областном комитете товарищи согласились с вашим мнением. Среди них, наверно, есть даже ваши ученики, — сказал он на всякий случай, немного подыгрывая честолюбию заслуженого педагога.
— Есть, — гордо поднял голову Седых, — очень много моих учеников.
— Вот видите. Разве они могут спорить сo своим бывшим преподавателем? По существу,
— Да, наверное, — согласился Александр Александрович. — Но разве есть смысл вступать в борьбу, если заранее известно о результате?
— Примерно две с половиной тысячи лет назад огромная армия персидского царя Ксеркса двинулась в маленькую Грецию, — напомнил Петровский, — и путь им тогда преградили небольшие отряды греков. Они отражали все атаки, ожидая подхода главных сил, но появившийся предатель провел часть персидской армии козьими тропами в обход. И тогда царь Спарты Фермопил приказал отойти всем остальным грекам и остался со своим отрядом в триста спартанцев. Вы знаете, я всегда считал, что это красивая легенда, пока не побывал на месте их гибели.
У Александра Александровича заблестели от волнения глаза.
— Вы там были? — заинтересовался он. — Какой великий памятник силе человеческого духа! «О чужестранец, поведай спартанцам о нашей кончине: верны законам своим, здесь мы костьми полегли», — процитировал Седых. — Вы видели этот памятник?
— Да, но я не читаю по-гречески, — ответил Петровский. — Леонид тоже знал, что проиграет, но его подвиг вдохновил греков на последующие сражения. И потом были победы у Саламина и Марафона, — продолжал он, вспоминая историю.
— Нет, — неожиданно возразил Александр Александрович. — Вы хорошо знаете историю, но путаете некоторые битвы.
— В каком "смысле? — не понял Святослав Олегович.
— После сражения у Фермопил были — Саламин и Платеи, — напомнил учитель истории. — Марафонское сражение произошло за десять лет до нашествия Ксеркса. Тогда персидской армией командовал Дарий.
— Действительно, как я мог забыть о Дарии? — лицемерно вздохнул его собеседник. — Но факт остается фактом. Леонид наверняка знал, что погибнет, и тем не менее остался, чтобы умереть, но задержать армию персов.
— Так вы советуете мне умереть? — улыбнулся Александр Александрович.
— Ни в коем случае. Я советую вам не сдаваться. И обязательно принять участие в выборах.
— Что я должен сделать? — спросил наконец учитель.
— Подписать документы, — пояснил Петровский, — они у меня в машине. — Он еще не успел закончить говорить, как понял, какую грубую ошибку совершил. Если они сейчас вместе выйдут к шестисотому «Мерседесу», припаркованному рядом с домом, то Седых ему просто не поверит.
— Какая у вас машина? — поинтересовался Александр Александрович. — Я видел, как рядом остановился какой-то членовоз.
Так называли большие «мерседесы».
— Ну откуда у меня такая машина? — улыбнулся Петровский. — Я приехал на обычном «жигуленке». У нашей партии не так много денег, чтобы покупать роскошные машины. Если разрешите, я вам сейчас принесу документы. Вернее позвоню, чтобы их привезли.
— Звоните, — согласился Александр Александрович. — Если я могу помочь общему делу…
Петровский достал аппарат и набрал номер.
— Пашенька, — сказал он вибрирующим от напряжения голосом, — передай Мишеньке, чтобы подъехал на моем «жигуленке» к дому Александра Александровича. Ты меня понимаешь? — «Если не поймет, я его задушу», — подумал он.
— Какой Мишенька? — действительно не понял Бубенцов. — Ваш водитель? Но почему на «Жигулях»? Мы ждем вас в «Мерседесе».
— Пашенька, дорогой, ты меня опять не понял. Как обычно. Я прошу чтобы Мишенька привез на моих «Жигулях» документы Седых. Избирательные документы. Почему ты не понимаешь с первого раза?
— Ясно, — выдохнул Бубенцов, — сейчас сделаем.
— Мишеньке скажи, чтобы переоделся, — напомнил Святослав Олегович, соображая, что если его водитель появится в костюме от кутюр, это вызовет у хозяина дома серьезные подозрения. Он убрал аппарат и безмятежно улыбнулся. — Пейте чай, — предложил Седых, — он у вас совсем остыл. И расскажите мне, как здоровье Геннадия Андреевича. Петровский пододвинул к себе чашку чая и подумал, что у Бубенцова не так много времени. Но на этот раз Паша не подвел. Ровно через восемь минут у дома затормозил старый «жигуленок», в котором сидел водитель Петровского, переодетый в чужую одежду. На нем был какой-то ватник и мятые серые брюки. Только обувь осталась прежней, но она была сильно вымазана грязью. Когда водитель постучал, собака поднялась, но хозяин сам пошел встречать нового гостя. Они вошли с документами, Седых расписался на всех бумагах и вручил папку гостю с чувством глубокого удовлетворения.
Потом они долго прощались, пожимая друг другу руки.
Выйдя из дома, Петровский сел в помятые «Жигули». Отъехав на соседнюю улицу, они остановились рядом с «Мерседесом».
— Молодец, Паша, — похвалил Петровский помощника, вылезая из машины. — Где нашел «Жигули»?
— Купил прямо на улице, — сообщил Бубенцов, — у нас же не было времени. Остановил первую же машину и дал его хозяину две тысячи долларов, чтобы он оставил нам свою разбитую тачку. Потом так же купил одежду у одного из прохожих. Еще я испачкал туфли вашему водителю…
— Прекрасно сработано, — еще раз похвалил помощника Петровский. — Значит, можешь, когда хочешь. Теперь труп Нечипоренко нам не так страшен. Но все-таки лучше подержать его в этом городке до завтра. Симонова можешь уже выпустить, пусть ему помогут открыть дверь. А документы прямо сейчас вези в избирательную комиссию, чтобы завтра в списках кандидатов было три фамилии. Ты меня понял? Обязательно три фамилии.
— Сейчас вызову мою машину, — откликнулся Бубенцов, доставая телефон.
— Зачем? — удивился Петровский. — Поезжай на «Жигулях». У тебя уже есть персональная машина. Только быстро, у нас мало времени. Чтобы они успели отпечатать новые бюллетени. Я знаю, ты не спишь уже две ночи, но будет лучше, если не поспишь и сегодня. Сиди там, контролируй обстановку. Надо напечатать новые бюллетени с тремя фамилиями.