Манипулятор
Шрифт:
Не нравился ей этот Гуськов, сразу не понравился, и денег у него скорей всего нет, судя по одежке. Однако покупатель есть покупатель. Опять же в ходе своей бурной жизни Татьяна Анатольевна видела и оборванных миллионеров, и лощеных жуликов.
– Среди джентльменов даже смерть не принято считать оправданием опоздания или нарушения слова!
– Ну, это, пожалуй, слишком, но прошу заметить, Василий Иванович, что в случае неплатежа аванс вам возвращен не будет, а фирма вернется ко мне.
– Это, дорогая моя Татьяна Анатольевна, я понял с первых минут нашего знакомства!
Сказав это, Гуськов, каким-то вязким взглядом посмотрел на хозяйку и та, проглотив фамильярное «дорогая моя», прекратила препирательства и подписала протокол о намерениях…
Вот говорят: Москва, столица, мегаполис! А что в ней такого особенного? Обычный город, только очень большой и плотноупакованный. Все здесь сжато, спрессовано, утрамбовано – как китайские пуховики в обмотанной скотчем полосатой сумке опытной челночницы. Таких городов на Земле ни мало и ничего, прямо скажем, особенного в них нет, не было и не будет. Асфальт под ногами, бетон вперемежку со стеклом по бокам, серое мглистое небо над головой и бегом, бегом, бегом – такая вот комфортная среда обитания. Кто не успел, тот опоздал! Причем не успел на пять минут, а опоздал навсегда…
Однако ломится сюда народ, точно намазано здесь медом, при любой власти ломится и при любой погоде. А что для человека главное в городе? Правильно, жилье! Это в лесу можно самому избушку срубить или, в крайнем случае, сделать национальное индейское жилище типа вигвам. В городе же надо обзаводиться квартирой. Кто связи имеет или заслуги какие-то особые – квартиру получает, кто попроще – покупает. Покупает, между прочим, за очень хорошие деньги потому как жилплощадь столичная…
Так что продал Гуськов свою квартирку в Хамовниках вместе со старой мебелью (пусть новые хозяева выбрасывают, если что мешает), пустым холодильником и ненавидимым новым домом напротив из-за которого невозможно стало любоваться восходом. Продал так, что как раз на аванс за «П-студию» хватило и кое-что на съемки рекламы осталось. А вот дальше как получится: найдет денег – его фирма, не найдет – ни фирмы, ни квартиры. Но про такой вариант новый решительный Гуськов даже не думал. Некогда было!
– Не возражаешь, если я поживу пару дней? – спросил Гуськов у Лебедева донельзя озадаченного диким и необъяснимым поступком товарища. – Пока документы оформляются…
– А потом? Что ты потом будешь делать? – Лебедев ходил по комнате, вскидывал руки и хватался за голову, как будто именно он учинил всю эту авантюру и именно ему светит встречать Новый Год в перевернутом мусорном баке.
– У меня там такой кабинет – побольше всей бывшей квартиры. Там и буду жить! – Гуськову было приятно беспокойство товарища, но все, о чем тот говорил, его мало трогало. Он, Гуськов, перешел на новый уровень и мыслил теперь совсем иными категориями.
– Да я не про то! Ты мне скажи, куда пойдешь через полгода?! Или ты всерьез веришь, что сможешь рассчитаться?
– Не верю, дружище, а знаю! Так насчет пожить что скажешь?
– Конечно, конечно! Никаких проблем!
Однако постой прошел не слишком гладко: писатель доставал вопросами, его жена поучениями, а старый диван больно стрелял пружинами и душераздирающе скрипел при каждом неосторожном движении, напоминая одновременно и писателя и его жену.
Вообще семейная жизнь товарища произвела на Гуськова несколько удручающее впечатление: писатель пребывал в подчиненном положении и редкие бунты только подчеркивали это. Впрочем, Лебедева такое положение вещей, судя по всему, вполне устраивало.
«А ведь какой гуляка был…» – с грустью подумал Гуськов, после чего выкинул чужую проблему из головы.
Кстати, писатель получил приглашение писать тексты и вообще участвовать в работе. Гуськов даже про деньги намекнул, но потом…
Вселение Гуськова в начальственный кабинет привело всех сотрудников «П-студии» в состояние полной растерянности, близкое к прострации.
– И кто он?!
– Какой-то Гуськов.
– А Татка (так за глаза называли весьма упитанную Татьяну Анатольевну) что?
– Да ничего! Продала и нас не спросила.
– Ну и не хрена ж себе…
И дело было вовсе не в факте продажи. Все об этом знали, все этого ждали, все к этому готовились. Однако процесс продажи представлялся чем-то отдаленным, абстрактным и, во всяком случае, длительным – пока покупатель все изучит, осмотрит, проанализирует, проверит бухгалтерию, с людьми познакомится… Здесь же все случилось стремительно и страшно. Особенно пугала загадочная фигура нового владельца.
– Кто-нибудь его видел хотя бы? Разговаривал?
– Помните приходил козе… то есть господин, рекламу хотел снимать? Кутузов еще водил его по студии, все показывал.
– Обтрепанный такой что ли?
– Тихо, тихо! Зачем обтрепанный? Можно сказать стильно одетый! Сейчас вообще очень модно не быть модным. Даже по ящику говорили!
– Во дела…
Теперь то все вспомнили – ходил по комнатам незнакомый тип, присматривался, вопросы задавал, но чтоб купить – это ни в какие ворота не лезло!
– А как зовут?
– Вроде Василий Иванович.
– Чапаев?
– Какой Чапаев – Гуськов!
– Чувствую устроит нам этот Гуськов переправу через Урал-реку…
Особым спросом в эти тяжелые часы пользовался Сергей Кутузов, – ведь именно он взялся разговаривать тогда с неизвестным, и именно он привел его потом к Татке в качестве покупателя. Но и он не мог толком ничего сказать, кроме того, что вел себя этот Гуськов довольно странно, ничего покупать не собирался, даже про рекламу без особой уверенности спрашивал, а потом вдруг раз и готово!
А что Гуськов? Гуськов сидел в глубоком кожаном кресле и набрасывал план первоочередных действий.
С бытом все решилось нормально: две сумки с личными вещами стояли в углу кабинета, большой и мягкий диван обещал спокойствие и комфорт, которых так не хватало последние два дня проведенные у писателя, а насчет поесть на «П-студии» имелась небольшая кухня оборудованная по последнему слову бытовой техники. Тут тебе и кофеварка, и микроволновка, и холодильник с пимпочкой для подачи охлажденных напитков и дырочкой из которой сам собой сыплется лед в кубиках. Гуськов привычный к незатейливому «Саратову» и газовой плите завода «Газоаппарат» с чугунным верхом вначале даже принял кухню за очередную монтажную, но Кутузов деликатно все ему объяснил и показал.