Манна небесная
Шрифт:
Черныш тоненько, жалобно мяукнул.
– Ваш кот лучше понимает холодную реальность, которая вас окружает, – сказал Таф. – Может быть, мне объяснить все сначала?
– Чудовище, – сказала она.
Таф моргнул:
– Вечно мои благие намерения недооценивают и встречают лишь незаслуженными обвинениями.
– Чудовище! – повторила она.
Таф быстро сжал правую руку в кулак, потом медленно разжал.
– Очевидно, какой-то нервный тик резко сократил ваш словарный запас, Первый Советник.
– Нет, – ответила она, – просто это единственное слово, которое вам подходит,
– Несомненно, – сказал Таф. – В таком случае, раз я чудовище, мне и поступать следует, как чудовищу. Учтите это, Первый Советник, когда будете принимать свое решение.
Черныш вдруг дернул головой и уставился на Тафа, словно увидал на его длинном бледном лице что-то, не видимое другим. Кот зашипел и попятился назад; густая серебристо-серая шерсть встала дыбом. Толли Мьюн нагнулась и взяла его на руки. Кот шипел и дрожал.
– Что? – встревоженно спросила она. – Какое решение? Все решения приняли вы. О чем это вы говорите?
– Позвольте мне сообщить, что пока в атмосферу С'атлэма не выпущено ни одной споры манны, – сказал Хэвиланд Таф.
Она фыркнула.
– Ну и что? Вы же заключили эту паршивую сделку, мне вас не остановить.
– Несомненно. Прискорбно. Может быть, вы все-таки найдете способ. А сейчас прошу вас ко мне. Дакс ждет ужина. Для своей трапезы я приготовил отличное пюре, еще могу предложить вам холодное могаунское пиво – достаточно крепкий напиток, пригодный и для богов, и для чудовищ. И, разумеется, в вашем распоряжении мои системы связи, если вы захотите что-нибудь сообщить своему правительству.
Толли Мьюн открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, но передумала.
– Вы действительно имеете в виду то, что я подумала? – изумилась она.
– Трудно сказать, – ответил Таф. – Кошка-телепат сейчас есть только у вас, мадам.
Затем было бесконечно долгое возвращение в полном молчании и бесконечно долгий, неловкий ужин.
Они сидели за столом в углу длинного, узкого зала связи в окружении пультов, телеэкранов и кошек. Таф, держа на коленях Дакса, методически поглощал свой ужин. С другой стороны стола Толли Мьюн ковырялась в своей тарелке. У нее не было аппетита. Она чувствовала себя усталой и сбитой с толку. И испуганной.
Ее замешательство отразилось и на Черныше: он съежился у нее на коленях и лишь изредка поднимал над столом голову, чтобы предостерегающе порычать на Дакса.
И наконец наступил тот момент, которого она ждала. Зазвенел звонок, замигала синяя лампочка – кто-то хотел с ними связаться.
Толли Мьюн вздрогнула и быстро обернулась. Черныш испуганно спрыгнул с колен. Она сделала движение, чтобы встать, но застыла в нерешительности.
– Я ввел в программу строгую инструкцию, чтобы меня ни в коем случае не беспокоили во время еды, – сказал Таф. – Следовательно, это вас.
Синяя лампочка вспыхивала и гасла.
– Вы не бог, – сказала Толли Мьюн, – и я, черт возьми тоже. Я не желаю этого проклятого бремени, Таф.
– Может быть, это командующий Вальд Обер, – заметил Таф. – Думаю, вам лучше ответить, пока он не начал обратный отсчет.
– Права нет ни у кого, – продолжала Толли
Он задумчиво пожал плечами.
Лампочка все мигала.
Черныш завыл.
Толли Мьюн сделала два шага по направлению к пульту, остановилась и повернулась к Тафу.
– Бог – это созидание, – с появившейся откуда-то уверенностью сказала она. – Вы можете разрушать, Таф, но не можете создавать. Поэтому-то вы и чудовище, а не бог.
– Создание жизни в чанах для клонирования – ежедневное и обычное дело в моей профессии, – возразил Таф.
Лампочка продолжала мигать.
– Нет, – сказала она. – Вы воспроизводите жизнь, но не создаете. Она должна была когда-нибудь и где-нибудь существовать, и у вас должны быть образцы клеток или ископаемые остатки, что-нибудь – иначе вы беспомощны. Да, черт возьми! О, конечно, вы можете создавать – так же, как и я, как и любой мужчина и любая женщина во Вселенной. Деторождение, Таф. Вот где настоящая власть, вот где настоящее чудо – это единственное, что делает нас, людей, сродни богам, и именно это вы предлагаете отнять у девяносто девяти целых и девяти десятых процента населения С'атлэма. К черту! Никакой вы не создатель, никакой не Бог!
– Несомненно, – бесстрастно согласился Таф.
– Так что вы не имеете права принимать такие решения, – сказала она, – и я тоже, черт возьми.
Она быстро и уверенно подошла к пульту и нажала кнопку. По экрану побежали разноцветные пятна, из которых возник зеркальный боевой шлем, украшенный стилизованным изображением глобуса. Под темной пластико-стальной маской светились два красных сенсора.
– Командующий Обер, – обратилась Толли Мьюн.
– Первый Советник Мьюн, – сказал Вальд Обер, – я беспокоился. Союзные послы говорят репортерам какие-то невероятные вещи. Мирный договор, новый расцвет. Это правда? Что происходит? У вас все в порядке?
– Да, – ответила она. – Послушайте меня, Обер, и…
– Толли Мьюн, – перебил ее Таф.
Она резко повернулась к нему:
– Что?
– Если деторождение – признак божества, то тогда кошки тоже боги. Они тоже воспроизводят себе подобных. Позвольте мне заметить, что за очень короткое время возникла такая ситуация, что у вас стало больше кошек, чем у меня, хотя вы начинали с одной пары.
Толли Мьюн бросила на него сердитый взгляд:
– Я вас что-то не понимаю, – она отключила звук, чтобы Обер не услышал слов Тафа. Вальд Обер беззвучно открывал рот и жестикулировал.
Хэвиланд Таф сжал пальцы.
– Я просто говорю вам, что хотя я и люблю кошек, я все же принимаю меры по контролю за рождаемостью. Я принял это решение, взвесив все за и против. В конце концов, как вы увидите, есть только два выхода. Вы должны или смириться с необходимостью обсуждать плодовитость своих кошек, причем, должен добавить, без их согласия, или же в один прекрасный день вам наверняка придется спускать целый мешок новорожденных котят через тамбур в холодный вакуум космоса. Если вы не сделаете выбора, он будет сделан за вас. Непринятие решения – потому что у вас нет права – это тоже решение, Первый Советник. Воздерживаясь от голосования, вы тоже голосуете.