Мантра
Шрифт:
который даже слёзы не вправе лить ручьём...
2009
Знаки
Три – такое число, от которого в трансе не только мораль.
Как его обожают служители церкви, посредники душ.
Впрочем, я не о том... Третий месяц зимы. На подходе февраль.
Слава богу, здесь нет ни отпетых снобов, ни святейших кликуш.
Госпожа Будуар мне сегодня роняет пронзительный взгляд...
А мадам Маркизет говорит: «Александр, как тихо в саду...»
Две столь разные женщины пахнут так тонко, так страстью горят.
Я и ту, и другую в один ресторанчик обедать веду.
Мы друг в друге уверены, мы не ревнуем, легко нам вполне.
Говорим о погоде, немного флиртуем, немного острим...
И одна бы хотела когда-нибудь выбраться в Прагу ко мне,
а другая всё бросить, работу, семью и отправиться в Рим.
Я обеих утешу, мол, мне всё равно, только вместе опять,
мол, союз этот нежен, растёт пониманье, а это, как дар...
Но мадам Маркизет просит официанта ей что-то подать...
И копается в сумочке, зеркальце ищет мадам Будуар...
Этот год начинался с такого тепла, как бывает весной.
Чем закончится он, нелегко мне сказать, но душа пополам.
Я ведь вижу, одна мне без слов говорит: «Будьте только со мной!»,
а другая так смотрит: «Возьмите меня! Всю себя вам отдам.»
Как закончится год, если начался он этим странным теплом?
Дай мне, Господи, знак, кто из них для меня? Что мне делать, в связи?..
И с одной стороны — чья-то тёплая ножка скользит под столом...
А с другой стороны — по коленке моей чья-то ручка скользит...
2012
Каждое утро
Каждое утро, даже вставая рано,
она мечтала о нём... И было ей очень странно,
что так безумно любила его, хотела,
томилось тело, душою тоска владела.
Она садилась в трамвай и опять мечтала...
Один квартал сменялся другим кварталом...
Одна картина сменялась другой картиной...
Он не был мужем, но был её половиной...
Она не знала, как быть или что ей делать,
она боялась, со страхом туда глядела,
в тот день ужасный, когда признаётся дома:
«Я полюбила... Прости... Ухожу к другому...»
Трамвай катился по улицам зимним, белым...
Она боялась, у мужа был парабеллум,
но понимала, что дальше так жить не может,
что это ложе... любовь её уничтожит...
Но вот, прогрелось... Весна, наконец, настала.
Она решилась, она ему всё сказала...
Что любит нежно, так сильно!.. до слёз!.. до дрожи!..
Но муж — ребёнок... И бросить его не может.
Не понимая... Зачем? Для чего?.. Наверно,
так воспитали... Остаться несчастно-верной...
Тургенев, Пушкин, Толстой, Достоевский, Чехов...
Чей отголосок вернулся далёким эхом?
Весна такая!.. Как будто букет из вёсен...
Трава, цветенье, мелодии птичьих песен...
Мир так прекрасен! Мир так бесконечно пресен.
О чём мечтаем? О чём, умоляя, просим?..
И было утро... Ведь было же, вот, что странно...
Так не-ве-со-мо, незыблемо, постоянно...
Сквозь тихий скверик пошла, увидала лавку,
вздохнув, присела и... закурила травку...
2012
Почему, скажи, почему...
Почему, скажи, почему
всё имеет оттенок грусти,
и у всякой счастливой мысли
горьковатый привкус беды?
Я спешил по линии «А»
на метро, до станции Mustek,
а ко мне, по линии «В»,
неспеша приближалась ты.
Я был первым, я вечно ждал
(ожидание женщин тешит),
и сейчас, из вагона выйдя,
ты, как ангел на фоне зла:
высока, хороша, стройна...
И глаза бесподобно те же,
и зовут обещаньем губы.
И улыбка, как Жизнь, светла...
Но она не совсем твоя,
чуть бледней, чем когда нам рады.
И я понял, что мы отныне
не любовники, только те,
кто по-нашему суть друзья,
а по-чешски суть камарады,
открывая за пивом души,
не откроем тел в наготе.
Я не ведал тебя такой –
опускаешь печально глазки...
Ты меня, наконец, не любишь?
А за что — уже не вопрос.
«Хэппи энд, мой Маленький Принц,
будет позже, не в этой сказке.
Извини, приручал красиво,
но лисёнок твой не прирос...»
Снова поезд пришёл. В метро
суета деловых и праздных.
Ты махнула своей ладошкой
на прощанье — воздушный чмок!
Как сказал бы Хемингуэй:
«Прага твой ежедневный праздник,
тот, который всегда с тобою,
но который сберечь не смог».
Почему скажи, почему