Манул
Шрифт:
— О травах, — нехотя буркнул Май. Ему добриковскоий интерес тоже был отнюдь не выгоден. — Я немного знаюсь на степных растениях.
— О как! — крякнул Добрик, фирменным жестом накручивая свой ус. — И что это? — он ткнул пальцем в являющиеся по дну телеги стебельки.
— Это львиный зев, — без тени запинки или же неуверенности ответил Май.
— Кхем, точно, — довольно буркнул купец. — Ладно, довольно лирики. Скоро мы подъезжать к Солончаками будем, так что давай, пересаживайся.
— А что это за Солончаки? — наконец решилась поинтересоваться Солоха. Название было знакомым, и девушка потратила
— Совсем ты девка, дикая! — хохотнул Митяй, обернувшись, и с явным удовольствием подмечая, как пунцовеют щеки селянки. — Это же знаменитая деревенька, где добывают чудодейственные голубые глины!
Девушка охнула поражено. И действительно, когда-то, пару лет назад на очередной ярмарке в Маковце появился купец, придающий омолаживающие грязи, имевшие нежный голубоватый оттенок. Причём, цену за свой товар ломил такую, что Параска после ещё месяц называла его душегубцем, обмазывая лицо дурно пахнущей, но выглядящей экзотично, глиной. Стоило, конечно, признать, что товар стоил потраченных средств, так как действительно улучшил состояние кожи её матушки.
— Верно, говоришь, Митька, — хлопнул кучера по плечу Добрик. — Будет обидно, если наш старый знакомый Брунька перепродаст заготовленные двадцать пудов глины кому-то другому. Так что давай, не жалей волов, я хочу к вечеру приехать к Солончакам.
***
То ли Митька решил-таки проявить свою железную кучерскую волю, то ли самим волам надоело плестись по тракту, но к закату Солоха узрела очертания первых хаток Солончаков. Само село оказалось на редкость маленьким — всего дворов двадцать-тридцать. Стоило также отметить, что хатки в Солончаках эти оказались хоть и приземистыми, но явно крепкими. Сделанные из лампачей* они выглядели очень внушительно, и казалось, могли стоять веками.
Люди, жившие в Солончаках, оказались явно привычные к обозам, охотно показав дорогу до хутора Бруньки. Удивило их только то, что они заехали в село со стороны Старого тракта. Впрочем, удивлялись они недолго. Мало ли какая нужда их заставила по тем гиблым местам проехать?
Сам же хутор появился в поле зрения Солохи сразу, стоило только выехать за пределы села. Огражденный высоким частоколом он не давал надежды понять, сколько и чего имеют здешние хозяева.
Затормозив у ворот, Добрик махнул рукой Митяю, приказывая стучать. Мужик хмыкнул, но послушно слез, начав колотить в ворота. Через пару минут левая створка слегка приоткрылась, выпуская чей-то тонкий и длинный нос, принадлежащий явно кому-то из сторожей. Солоха же, глядя на него, подумала о том, что было бы, если бы створка сейчас захлопнулась.
— Чаво надобно? — голос у стража был сипловатый и явно неприязненный.
— Передай хуторянину Бруньке, что приехал купец Добрик, за товаром, — отрапортовал Митяй.
— Не знаем такого, — хмыкнул носатый намереваясь захлопнуть дверь. Митяй насупился, поставив в щель свою ногу.
— Передай, кому сказано, окаянный! — рыкнул он.
— Чаво там происходит? — у ворот раздался другой, более звонкий и властный голос, принадлежащий явно Бруньке. Видимо, прогуливающийся к вечеру хуторянин заинтересовался запинкой у ворот, решив узнать причину.
— Да вот, Добрик какой-то пожаловал, — ворчливо ответил наймит, чтобы уже через минуту тихонько вякнуть от смачной оплеухи, звук которой услыхали и Солоха и Май.
Уже через минуту ворота были гостеприимно распахнуты, впуская обоз. На крыльце же нацепив дежурную улыбку, встречал сам Брунька, гордо выпятив живот. Хуторянин оказался типичным представителем своей породы: толстый, невысокий и явно властный.
— Кого я вижу, Добрик собственной персоной! — воскликнул хуторянин, встречая собрата по ремеслу. Наймиты с обеих сторон собрались рядом, заинтересовано оглядываясь, друг между другом и следя за переговорами. — Да ты просто кудесник, Белобог мне свидетель!
— Надеюсь, наш уговор в силе? — по-деловому осведомился Добрик, машинально обменявшись с Брунькой рукопожатиями и смачно почеломкавшись.
— Обижаешь, друже, — картинно возмутился хуторянин, озорно блеснув глазами. — Как и условились, двадцать пудов чистейшей голубой глины!
— Вот и хорошо, — довольно усмехнувшись и предвкушающе потерев руки, ответил Добрик.- Но, давай продолжим этот разговор поутру. Как известно, чернобогово время неудачно для заключения сделок.
— И то, правда, — согласился Брунька. — Пошли, что ли ужинать. Женка как раз сготовила.
То, что женка сготовила, было отлично слышно не только голодно облизывающемуся Добрику, но и всем остальным наймитам, нервно сглатывающим слюну. Запах жареного мяса сводил с ума не только проголодавшуюся селянку, но и оборотня. Его фигура и цвет волос начал по обыкновению меняться, и как ранее подметила Солоха — замечала эти метаморфозы только она. Впрочем, теперь она это могла объяснить наличием у себя того самого ведьмовского дара.
Вспомнив об этом, Солоха невольно схватилась за мешочек, который сейчас перекочевал к ней под рубаху, и крепко стиснула палочку.
— Спасибочки, — Добрик зашел на крыльцо, а затем, обернувшись, крикнул: — телеги разгрузить, вести себя прилично! Митяй, ответственный!
Стоящий на облучке мужик скорбно застонал, осознав, какая только что ответственность свалилась на его плечи. Остальные наймиты поддержали его нестройным, но дружным гоготом.
Через какое-то время часть товара осталась покоиться в бруньковых складах, телеги окончательно расположились на дворе, а наймиты — обосновались за столом, вкушая наваристую, мясную похлебку и крепкую медовуху, по случаю праздника выуженную из погребов. Жевали мужики дружно, и уже было непонятно где работники Добрика, а где Бруньки. За ними, сбиваясь с ног, ухаживали наймички, только и успевая наполнять плошки и резать краюхи хлеба с салом и луком. Среди их числа была и Солоха, помогая всеми силами хуторским девкам.
— Эй, девка, подай-ка еще лучка! — крикнул один из хуторских, буквально прожигая селянку сальным взглядом.
— Сейчас, — пропела девушка, опустив перед мужиком поднос со свежепорезанным луком.
— Эй, не уходи, — проворковал мужик, схватив жирной лапищей Солоху за талию. Селянка, выпучив глаза замерла, со смесью недоумения и ужаса глядя на собственную, чистую и последнюю сорочку, где уже отпечатался жирный отпечаток мужской ладони.
— Простите, но мне надо еще другим насыпать, — решительно ответила девушка, пытаясь вырваться из цепкой хватки явно захмелевшего мужика.