Манускрипт всевластия
Шрифт:
Говорят, что жизнь в науке — не что иное, как завуалированная автобиография. У меня участился пульс. Клермонт, будучи вампиром, должен был кое-что понимать в отложенном вознаграждении.
Вторая линия резко сворачивала от головного мозга к волкам — норвежским, если точнее. Их он, по-видимому, изучал в полярные ночи — для вампира это не проблема, учитывая температуру его тела и способность видеть в темноте. Я попыталась представить его на снегу, одетым в парку, с блокнотом в руках. Не
После волков начались первые упоминания о крови.
В Норвегии вампир стал распределять кровь волков по семейным и наследственным группам. Он выделил четыре клана — три аборигенские и четвертый, родоначальник которого пришел из Швеции или Финляндии. Волки из разных стай, согласно заключению Клермонта, спаривались на удивление часто, обмениваясь генетическим материалом и обеспечивая эволюцию вида.
В настоящее время Клермонт отслеживал наследственные признаки как у других видов животных, так и у человека. Многие из его недавних публикаций были чисто техническими — он делился методами окрашивания образцов и работы со старой ломкой ДНК.
Я запустила руку в волосы и подергала, надеясь таким образом улучшить кровообращение и стимулировать усталые клетки мозга. Разве может ученый провернуть столько работы в таком количестве дисциплин? На одно только приобретение квалификации жизни не хватит — человеческой жизни, конечно…
Вампиру проще, у него много десятилетий в запасе. Сколько по-настоящему лет Мэтью Клермонту, который выглядит на тридцать с хвостиком?
Я заварила свежий чай, откопала в сумке мобильник, набрала номер.
В ученых хорошо то, что телефон у них всегда при себе и отвечают они, как правило, уже на втором гудке.
— Кристофер Робертс.
— Привет, Крис, это Диана Бишоп.
— Диана! — приветливо откликнулся он. Где-то рядом негромко играла музыка. — Я слышал, твоя книга опять получила премию. Поздравляю!
— Спасибо. — Я поерзала на стуле. — Для меня это была неожиданность.
— А для меня нет. Обалденная книжка. Как твой доклад, кстати? Уже написан?
— Где там, и близко нет. — Вот чем мне следует заниматься, а не выслеживать в Интернете вампиров. — Извини, что отрываю… есть у тебя минутка?
— Конечно. — Он крикнул кому-то, чтобы убавили звук — никакого эффекта. — Погоди, я сейчас. — Приглушенные звуки и тишина. — Ну вот, так-то лучше. Молодежь просто бурлит энергией в начале семестра.
— Она всегда бурлит, Крис. — Мне стало немного грустно из-за того, что я уже не студентка.
— Полагаюсь на твое мнение. Ну, в чем проблема?
Мы с Крисом начали преподавать в Йеле одновременно. Штатная должность ему, как и мне, не светила, однако он обскакал меня на год, заработав стипендию Макартура за блестящую работу по молекулярной биологии.
Когда я нахально позвонила ему спросить, почему алхимики всегда описывают две нагреваемые в перегонном кубе субстанции как ветви одного дерева, он не стал строить из себя гения. Никто на всем химическом факультете не хотел мне помочь, а он отрядил двух аспирантов собрать нужный материал и пригласил меня на воссоздание эксперимента. Понаблюдав, как серое месиво в колбе распускается в красное дерево с сотнями веток, мы стали друзьями.
Набрав воздуха, я сказала:
— Я тут на днях познакомилась кое с кем…
Крис, годами знакомивший меня с товарищами по тренажерному залу, издал радостный вопль.
— Не то, что ты думаешь. Он ученый.
— Клево. Как раз сгодится, чтобы наладить твою личную жизнь.
— Кто бы говорил. Ты во сколько вчера ушел из лаборатории? И потом, в моей жизни один клевый ученый уже имеется.
— Ты тему-то не меняй.
— В Оксфорде мы с ним все время сталкиваемся. Он здесь, похоже, большая шишка. — Я скрестила пальцы — ничего, это ведь почти правда. — Мне не все понятно в его деятельности, одно с другим как-то не сходится.
— Не говори только, что он астрофизик. В физике я слабоват, ты же знаешь.
— Тоже мне гений.
— Моя гениальность не охватывает карточные игры и физику. Фамилию попрошу. — Крис старался быть терпеливым, но рядом с ним все кажутся тормозами.
— Мэтью Клермонт. — Его имя застряло у меня в горле, как запах гвоздики вчерашним вечером.
— Отшельник-невидимка? — присвистнул Крис. Мои руки покрылись мурашками. — Ты что, околдовала его?
Крис не знал, что я ведьма, и слово «околдовала» употребил чисто случайно.
— Ему понравилась моя работа о Бойле.
— Ты наставляешь на него свои прожектора, синие с золотом, а у него на уме закон Бойля? Он же не монах все-таки. Кстати, он в самом деле большая шишка.
— Правда?
— Ну да. Феномен вроде тебя — начал публиковаться еще докторантом. Причем писал не лажу какую-нибудь, а такое, что ученому со степенью впору.
Я сверилась со своими заметками в казенном желтом блокноте.
— Про нейронные механизмы и префронтальную кору?
— Домашнее задание сделала, молодец, — одобрил Крис. — За его ранними публикациями я не очень следил, он меня больше интересует как химик, но работы о волках вызвали большой шум.
— Почему?
— Он столько знал о выборе ими мест обитания, формировании социальных групп и спаривании, как будто сам волком был.
— Может, так оно и есть. — Реплика, задуманная как непринужденная, вышла завистливой и резковатой.