Манускрипт всевластия
Шрифт:
— Можешь подождать еще немного, mon coeur? — Он посмотрел в окно. — Хочется продлить этот день, ведь скоро уже стемнеет.
— Ладно, посидим просто так. — Я откинула прядку, упавшую ему на лоб.
— Посидим. — Он прижал к щеке мою руку.
— Прими-ка ты ванну, — посоветовал он через полчаса. — А заодно и душ — не экономь, изведи весь бак. По пицце ты тоже будешь скучать, но с тоской по горячей воде ничто не сравнится. Через пару недель ты убить будешь готова ради нее.
Пока я сидела в ванне, он принес мне
— А это что? — помахал он парой полосатых изделий.
— Чулки. Те самые, — простонала я. — Эм узнает, если я их не надену.
— Жаль, телефона нет — я бы тебя заснял и шантажировал вечно.
— А откупиться нельзя? — Я погрузилась чуть глубже.
— Думаю, можно. — Чулки полетели в угол.
Мы старательно отодвигали от себя мысль, что нам, возможно, больше не придется быть вместе. Даже опытные путешественники во времени, как сказала мне Эм, понимали, как непредсказуемы переходы из прошлого в будущее, как легко запутаться в паутине времени навсегда.
Мэтью, чувствуя мое настроение, окружил меня свирепой собственнической нежностью, не позволявшей думать ни о чем, кроме него — но его женой в настоящем смысле я так и не стала.
— Когда будем в безопасности, — обещал он, целуя мои ключицы. — Когда у нас будет время.
Во время ласк мой оспенный нарыв лопнул. Мэтью посмотрел и сказал, что все идет просто отлично — странное определение для открытой раны размером с десятицентовик. Заодно он разбинтовал мне шею и руку: наложенные Мириам швы почти рассосались.
— На тебе быстро все заживает. — Он поцеловал меня в сгиб локтя на месте собственного укуса, и его губы показались мне теплыми.
— Странно как. Кожа здесь стала совсем холодная. — Я потрогала шею. — И здесь.
Он тоже провел пальцем по моей сонной артерии. Я поежилась — количество нервных окончаний на этом участке увеличилось раза в три.
— Чувствительность повысилась, потому что здесь ты немножко вампир. — Он нашел губами мой пульс.
— Ох, — выдохнула я, пораженная остротой ощущения.
Но время шло — пришлось надевать платье и заплетать косу. Девятнадцатый век!
— Вылитая школьная учительница времен 1912 года, — аттестовал меня Мэтью. — Жаль, что мы не в канун Первой мировой отправляемся.
— Эта деталь не совсем учительская. — Сидя на кровати, я натягивала чулки.
Мэтью умирал со смеху и просил меня надеть сразу и шляпу.
— Так я сама себя подожгу. Засветим сначала тыквы.
Мы попытались сделать это по-человечески, но ветер упорно задувал спички.
— Вот черт, — сокрушалась я, — неужели Софи даром трудилась?
— Может, чары применишь?
— Попробую. Если не выйдет, нечего и рядиться ведьмой. — Нежелание объясняться перед Софи заставило меня сосредоточиться и поджечь первый фитиль. Следом зажглись прочие одиннадцать тыкв, одна чуднее и страшнее другой.
В шесть часов в дверь застучали, крича: «Сласти или напасти!» Мэтью, ни разу не праздновавший Хэллоуин в Америке, побежал встречать наших первых гостей.
Блеснув лучшей из своих завораживающих улыбок, он поманил к двери меня.
На крыльце стояли маленькая ведьма и вампир, чуть побольше.
— Сласти или напасти, — повторили они, подставив раскрытые наволочки.
— Я вампир, — сообщил мальчик, оскалив клыки, — а она ведьма.
— Вижу, — ответил Мэтью, оценив черный плащ и белила. — Я сам вампир.
— Тоже мне, вампир. Недоработала твоя мама с костюмом. Где плащ? — Мальчуган воздел руки, демонстрируя крылья летучей мыши на подкладке своего. — Без него ты не превратишься в нетопыря и летать не сможешь.
— Да, это проблема. Мой плащ дома, и слетать за ним не получится. Может, ты мне свой одолжишь? — Мэтью высыпал по горсти конфет в каждую наволочку — дети аж онемели от такой щедрости. Я выглянула за дверь, чтобы помахать их родителям.
— Вот она — настоящая ведьма, — одобрила девочка при виде моих черных башмаков и чулок в красно-белую полоску. Оба, хором сказав «спасибо», пробежали по дорожке и залезли в машину.
В последующие три часа мы принимали у себя фей, пиратов, привидений, скелетов, русалок, инопланетян, а также новых ведьм и вампиров. Я шепнула Мэтью, что отдельному представителю нечисти вполне хватит одной конфетки — если раздавать сласти пригоршнями, наш запас иссякнет задолго до девяти.
Больно было его осаживать, так он радовался. Мэтью открылся мне совсем с другой стороны: он присаживался на корточки, хвалил костюмы и каждому юному вампиру говорил, что в жизни не видел такого жуткого монстра.
Трогательнее всех оказалась крошечная фея с великоватыми для нее крылышками и в газовой пачке. Она переволновалась и залилась слезами, когда Мэтью спросил, какую она хочет конфетку. Братец, крутой шестилетний пират, в ужасе отпустил ее руку.
— Спросим у твоей мамы. — Фею Мэтью нес на руках, пирата вел за концы банданы. На пути к родителям фея успокоилась, ухватилась липкой ручонкой за его свитер и принялась хлопать его по голове волшебной палочкой, приговаривая:
— Биппити-боппити — БУУ!
— Принц ее мечты будет похож на тебя, — заметила я, когда мы вернулись восвояси. Вся голова у Мэтью была в волшебном серебряном порошке, который я долго стряхивала.
Около восьми, когда вместо фей и пиратов начали поступать готы-тинейджеры в коже, цепях и черной помаде, Мэтью передал корзинку с гостинцами мне и скрылся.
— Трусишка, — поддразнила я, поправляя шляпу в преддверии очередного нашествия.
Минуты за три до того, как стало можно погасить фонарь на крыльце без ущерба для репутации Бишопов, мы услышали новый стук и вопль: «Сласти или напасти!»