Манускрипт всевластия
Шрифт:
Стеф ухмыльнулась, Клермонт одарил меня легкой улыбкой.
Я взяла вилку. Все было с пылу с жару, снаружи подрумяненное, внутри нежное. Я повела методическую атаку на тосты, намазывая их маслом. Вампир следил за мной не менее пристально, чем при манипуляциях с чаем.
— Почему наука? — Я набила рот хлебом, чтобы вынудить его хоть что-то сказать.
— Почему история?
«Э, нет. Так просто ты от меня не отделаешься».
— Ваша очередь отвечать.
— Хотел, вероятно, понять, почему я здесь, — промолвил
Совпадение его слов с тем, что говорила вчера Агата, поразило меня.
— Это вопрос для философа, не для ученого. — Я слизнула масло с пальца, скрывая растерянность.
— Вы думаете, ученые себе таких вопросов не задают? — заново прогневался он.
— Задавали когда-то. — Внезапные перемены в его настроении очень меня пугали. — Сейчас, по-моему, всех волнует не «почему», а «как». Как работает организм, как планеты движутся во вселенной.
— Хорошие ученые мыслят иначе.
Люди у него за спиной встали, и он напрягся, готовясь отразить нападение.
— Такие, как вы?
Он промолчал.
— Когда-нибудь вам придется объяснить мне связь между строением мозга, исследованием ДНК, поведением животных и эволюцией. Как-то не очень это все сочетается. — Я откусила еще кусок тоста.
Левая бровь Клермонта выгнулась до самых волос.
— Вы, я вижу, прошерстили кучу научных журналов.
— Это только честно, — пожала плечами я. — Вы-то в курсе моих работ — надо было как-то уравнять шансы.
Он пробормотал что-то — кажется, по-французски — и сказал:
— У меня было время ознакомиться с вашим творчеством. — Кольцо пакетиков с заменителем сахара образовало ров вокруг замка. — Никакой связи между тем, что вы перечислили, нет.
— Неправда.
Он, само собой, взбесился опять. Скорость его переключений напоминала мне, что я завтракаю со смертельно опасным монстром.
— В чем же она, по-вашему? — процедил он сквозь зубы.
— Не знаю, — правдиво ответила я, — но что-то такое есть. Какой-то вопрос, соединяющий ваши интересы в одну цепочку и придающий им смысл. Иначе пришлось бы допустить, что вы интеллектуальная сорока-воровка — но это, учитывая завоеванные вами награды, просто смешно. Или что вы подвержены скуке, хотя никаких фактов в пользу этого нет.
Пауза затягивалась, Клермонт сверлил меня взглядом, мой желудок начинал протестовать против объемов, которые я в него заложила. Я подлила себе чаю и довела его до кондиции.
— Для ведьмы вы весьма наблюдательны, — признал вампир.
— Не одни вампиры умеют охотиться, Мэтью.
— Верно. Все мы за чем-то охотимся, не так ли, Диана? Теперь ваш черед. Так почему же история?
— Вы еще не на все мои вопросы ответили. — Самый важный я так и не задала.
Но он остался тверд, и я, превратившись из следователя в допрашиваемую, перенаправила энергию для защиты.
—
— Сразу видно, что вы в нем не жили, — сухо заметил вампир.
— Обратное выяснилось достаточно скоро, — со смехом признала я, — но на первых порах все представлялось именно так. Оксфордские профессора делали историю связным повествованием — начало, середина, конец. Все логично, все неизбежно. Это зацепило меня, как ни одна из других дисциплин. Я стала историком и ни разу не оглянулась назад.
— Несмотря на открытие, что человечество — ни в прошлом, ни в настоящем — не подчиняется логике?
— Утратив свою аккуратность, история стала еще привлекательнее. Каждый раз, беря в руки старый документ или книгу, я вступаю в бой с людьми, жившими много веков назад. Моя задача — вывести на свет тайны, которые они не могли или не хотели открыть.
— А если вам это не удается?
— Такого пока не случалось, — поразмыслив, сказала я. — Мне по крайней мере так кажется. Все, что нужно — это умение слушать. Никто не хочет по-настоящему, чтобы тайна так и осталась тайной — никто, даже мертвые. Люди повсюду оставляют ключи, которые приводят внимательного исследователя к разгадке.
— Значит, вы не только историк, но и детектив тоже.
— Да, только в моей работе ставки гораздо ниже. — Я сочла, что допрос на этом окончен — не тут-то было.
— А историей науки почему занялись?
— По зову великих умов, наверно. — Это вопреки моему желанию прозвучало чересчур бойко да еще и с вопросительной интонацией.
Клермонт начал разбирать сахарный замок.
Здравый смысл советовал помолчать, но узелки моих собственных тайн норовили развязаться сами собой.
— Мне хотелось понять, как люди выработали мировоззрение, в котором магия почти не присутствует. Как убедили себя в том, что от магии никакой пользы нет.
Вампир поднял на меня серый холодный взгляд.
— И вы это поняли?
— Как сказать. Я прониклась их логикой и проследила, как умирала под ножами экспериментаторов вера в то, что наш мир есть волшебное, необъяснимое место. Но экспериментаторы в конечном счете так и не победили. Магия никуда не делась: она ждала, что люди, разочаровавшись в науке, вернутся к ней.
— Отсюда алхимия, — сказал он.
— Нет, — возразила я. — Алхимия — одна из ранних форм экспериментальной науки.
— Возможно, но не станете же вы утверждать, что в алхимии отсутствует магия. Я читал вашу работу — даже вам не удалось это затушевать.
— Тогда это наука с примесью магии. Или магия с примесью науки, если вам так больше нравится.
— А вам?
— Не знаю точно.
— Что ж, спасибо. — Клермонт, судя по его взгляду, знал, как трудно мне говорить об этом.