Маньяк из Бержерака
Шрифт:
— Никогда. Я вижу его каждый день в больнице.
— Так что вы не знакомы с его семьей?
Во время этой беседы осмотр раны и перевязка шли своим чередом, все привычные жесты, которые теперь Мегрэ уже мог предвидеть заранее, шли один за другим. Штора была опущена и защищала от солнца, но не гасила шум с площади.
— У него красивая свояченица.
Молодой человек не ответил, сделав вид, что не слышал.
— Он ведь часто ездит в Бордо, правда?
— Его вызывают туда иногда! Если бы он хотел,
— Несмотря на свою молодость?!
— Для хирурга это плюс! Как правило, пожилых хирургов не любят.
Осмотр был закончен. Ассистент мыл руки, искал полотенце, бормотал принесшей его мадам Мегрэ: «О, простите…»
Новые черты к портрету доктора Риво. Коллеги считают его метром. Он работает, не жалея себя!
Тщеславен? Возможно! Однако он не перебирается в Париж, где ему самое место.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила мадам Мегрэ, когда они остались одни.
— Я?.. Подними, пожалуйста, штору! Это точно, что он врач. Иначе он не смог бы долго обманывать окружающих, тем более что работал он не при закрытых дверях приемного кабинета, а в больнице…
— И все же, в университетах…
— Погоди, всему свой черед… Сейчас я жду Ледюка, его явно будет смущать его спутница. Ты не слышала поезда? Если это из Бордо, то, может быть…
— На что ты надеешься?
— Увидишь! Дай мне спички…
Ему было лучше. Температура упала до тридцати семи и пять, и одеревенелость правой руки почти прошла. Еще лучший признак — то, что он больше не мог оставаться в постели без движения. Он все время ворочался, поправлял подушки, приподнимался, вытягивался…
— Ты должна позвонить в несколько мест.
— Кому?
— Я хочу знать, кто где находится из тех людей, которые меня интересуют. Сначала позвони прокурору. Когда услышишь его голос, положи трубку…
Так она и сделала. В это время Мегрэ смотрел на площадь, попыхивая трубкой.
— Он у себя!
— Теперь позвони в больницу. Спроси доктора… Он тоже был на месте!
— Остается позвонить к нему на виллу. Если к телефону подойдет его жена, спроси Франсуазу. Если Франсуаза, спроси Риво…
— Ответила мадам Риво. Сказала, что сестры нет дома и спросила, не может ли она что-нибудь ей передать.
— Клади трубку!
Эти люди, наверное, ломают голову, и все утро будут гадать, кто им звонил!
Через пять минут гостиничный автобус привез с вокзала трех пассажиров, и швейцар поднимал их чемоданы в номера. Затем почтальон привез на велосипеде почту в отделение.
Наконец раздался характерный звук клаксона старого «форда», затем шум самой машины, затормозившей у стоянки. Мегрэ увидел, что рядом с Ледюком кто-то сидел, и, кажется, третий человек сидел на заднем сиденье.
Он не ошибся. Бедный Ледюк вышел первым, в замешательстве огляделся, как человек, боящийся выглядеть смешным, помог выйти из машины толстой даме, которая чуть не упала ему в объятия.
В это время через заднюю дверь спрыгнула на землю девушка. Первым делом она бросила рассерженный взгляд на окно Мегрэ. Это была Франсуаза, одетая в кокетливое салатовое платье.
— Мне остаться? — спросила мадам Мегрэ.
— Почему бы и нет?.. Открой дверь… Они идут…
На лестнице раздавался какой-то грохот. Было слышно тяжелое дыхание толстой дамы, которая вошла первой, вытирая рот платком.
— Здесь этот адвокат, который не адвокат?
Вульгарный голос. И не только голос! Ей, наверное, было не больше сорока пяти. Во всяком случае, она еще пыталась выглядеть красивой, была накрашена, как актриса в театре. Блондинка с пышным и дряблым телом, с вялыми губами.
При взгляде на нее казалось, что ты ее уже где-то видел. И вдруг понимаешь: это была редкая теперь типичная певичка кафе-шантана прошлых времен! Рот сердечком. Талия затянута корсетом. Наглый взгляд. И эти молочные, очень открытые плечи. Эта манера подпрыгивать при ходьбе, смотреть на собеседника, как смотрят на публику со сцены…
— Мадам Босолей? — очень вежливо спросил Мегрэ. — Прошу вас, садитесь… Вы тоже, мадемуазель…
Ледюк оставался у двери, такой жалкий, что можно было догадаться, как непросто ему было выполнить поручение.
— Успокойтесь, мадемуазель. И простите меня за то, что я хотел увидеть вашу мать…
— Кто вам сказал, что это моя мать?
Мадам Босолей ничего не понимала. Она смотрела по очереди то на Мегрэ, абсолютно спокойного, то на Франсуазу, застывшую от злости.
— По крайней мере, я так предполагаю, раз вы встречали ее на вокзале…
— Мадемуазель хотела помешать своей матери прийти сюда! — пробормотал Ледюк, упершись взглядом в ковер.
— И что ты тогда сделал? На это ответила Франсуаза:
— Он угрожал нам… Говорил об ордере на арест, словно мы воровки какие-нибудь… Пусть он покажет ордер на арест, или я…
И она протянула руку к телефону. Ледюк явно превысил свои полномочия. И сам он не был от этого в восторге.
— Представляю, какой они устроили скандал в зале ожидания! Минуточку, мадемуазель, кому вы хотите звонить?
— Ну… Прокурору…
— Садитесь!.. Имейте в виду, что я не мешаю вам звонить ему… Напротив!.. Только в общих интересах вам лучше не спешить с этим…
— Мама, я тебе запрещаю отвечать на его вопросы!
— Я ничего не могу здесь понять! В конце концов вы нотариус или комиссар полиции?
— Комиссар!
И она сделала жест, который словно говорил: «Ну, в таком случае…».