Маньяк из Бержерака
Шрифт:
Было видно, что эта женщина уже сталкивалась когда-то с полицией и с тех пор уважает или, по крайней мере, опасается этого заведения.
— И все же я не понимаю, почему…
— Мадам, не беспокойтесь… Сейчас я вам объясню… Мне просто нужно задать вам несколько вопросов…
— Что, никакого наследства нет?
— Еще не знаю…
— Это отвратительно! — крикнула Франсуаза. — Мама, не отвечай ему!
Она не могла сидеть спокойно. Рвала ногтями носовой платок. И время от времени бросала на Ледюка ненавидящий взгляд.
—
— Да, мосье… Я пела в «Олимпии» в то время, когда…
— В самом деле, я, кажется, помню ваше имя… Босолей… Ивонна, не так ли?..
— Жозефина Босолей!.. Но доктора советовали мне теплый климат, и я гастролировала в Италии, в Турции, в Сирии, в Египте…
Времена кафе-шантанов! Мегрэ очень хорошо ее представлял на маленьких подмостках этих модных в Париже заведений, которые посещали все городские хлыщи и чиновники… Затем она спускалась в зал, обходила столики с подносом в руке, под конец пила шампанское в той или иной компании…
— Вы осели в Алжире?
— Да! В Каире у меня родилась старшая дочь.
Франсуаза готова была закатить истерику. Либо броситься на Мегрэ!
— Отец неизвестен?
— Пардон! Я его очень хорошо знала… Английский офицер, он служил в…
— В Алжире вы родили вторую дочь, Франсуазу…
— Да… И это был конец моей театральной карьеры… В общем, я довольно долго болела… Когда поправилась, потеряла голос…
— А потом?
— Отец Франсуазы помогал мне, пока его не отозвали во Францию… Он работал в таможенном управлении…
Все как и ожидал Мегрэ. Теперь он мог представить дальнейшую жизнь в Алжире матери и двух дочерей: у Жозефины Босолей, еще не потерявшей своей привлекательности, были солидные друзья. Девочки росли…
Разве не предстояло им пойти по стопам матери?
Старшей было шестнадцать лет…
— Я хотела сделать из них танцовщиц! Потому что танцевать все же лучше, чем петь! Особенно за границей! Жермен стала заниматься с одним моим старым товарищем, который жил в Алжире…
— Она заболела?
— Она вам говорила об этом?.. Да, у нее всегда было слабое здоровье… Может, оттого, что слишком много ездила еще ребенком. Я ведь не хотела давать ее кормилице. Я устраивала что-то вроде колыбели между полок в купе…
Славная, в общем-то, женщина! Теперь она чувствовала себя в своей тарелке! Наверное, она даже не понимала, почему злится ее дочь. Разве Мегрэ не разговаривал с ней вежливо, предупредительно? И говорил простым, понятным языком!
Она была певицей, ездила на гастроли. У нее были любовники, затем дети. Разве все это не было в порядке вещей?
— У нее были больные легкие?
— Нет, что-то с головой… Все время жаловалась, что она у нее болит… Потом, в один прекрасный день, подхватила менингит, и ее пришлось срочно положить в больницу…
Стоп! До сих пор все шло как по маслу. Однако теперь
Жозефина Босолей дошла до какого-то предела. Она не знала, что ей говорить, и искала глазами Франсуазу.
— Мама, комиссар не имеет права тебя допрашивать! Не говори больше ничего!
Легко сказать! Она-то знала, как опасно сердить полицейских. Ей очень хотелось угодить всем сразу.
Ледюк, уже пришедший в себя, подмигивал Мегрэ, словно говоря: «Дело двигается!»
— Послушайте, мадам… Вы можете говорить или молчать… Ваше право… Но это не значит, что вас не заставят говорить в другом месте… Например, на суде…
— Но я ведь ничего не сделала!
— Вот именно! Поэтому-то мне кажется, лучше всего было бы не молчать. А что касается вас, мадемуазель Франсуаза…
Та не слышала. Сняла трубку. Говорила по телефону нервно, глядя украдкой на Ледюка, словно боясь, что тот вырвет у нее трубку из рук.
— Алло!.. Он в больнице?.. Неважно!.. Нужно вызвать его сейчас же!.. Или же передайте ему, чтобы он не терял ни минуты и приезжал в гостиницу «Англия»… Да… Он поймет. Это звонила Франсуаза!..
Она слушала еще некоторое время, положила трубку, холодно, с вызовом посмотрела на Мегрэ.
— Он сейчас приедет… Мама, ничего не говори… Она вся дрожала. Капельки пота стекали по ее лбу, смачивая волосы на висках.
— Видите ли, господин комиссар…
— Мадемуазель Франсуаза… Заметьте, я не мешал вам звонить. Наоборот!.. Я больше не буду допрашивать вашу мать… А сейчас хотите совет?.. Позвоните и господину Дюурсо, он у себя.
Франсуаза хотела понять, что он задумал. Колебалась. Наконец резким движением взяла телефонную трубку.
— Алло?.. Сто шестьдесят семь, пожалуйста…
— Ледюк, иди сюда!
Мегрэ что-то шепнул ему на ухо. Ледюк, казалось, был удивлен, смущен.
— Ты думаешь, что?..
Наконец он ушел, и видно было, как он заводил ручкой свою машину.
— Это Франсуаза… Да… Я звоню из комнаты комиссара… Приехала моя мать… Да!.. Комиссар просит, чтобы вы пришли… Нет! Нет!.. Уверяю вас, нет…
Каскад этих «нет» прозвучал громко и отчаянно.
— Да говорю же вам, что нет!
Она продолжала стоять у стола, словно застыв. Закуривая трубку, Мегрэ смотрел на нее с улыбкой, а Жозефина Босолей в это время пудрилась.
Глава 10
Записка
Молчание затянулось. Вдруг Мегрэ увидел, как вздрогнула Франсуаза, глядя на площадь, и затем, чем-то встревоженная, резко отвернулась.
К гостинице через автомобильную стоянку шла мадам Риво. Что это — обман зрения или происходящие события действительно все окрашивали в траурный цвет? Во всяком случае, при взгляде издали, чувствовалось что-то трагическое. Словно ее влекла вперед какая-то неведомая сила, которой мадам Риво не собиралась противиться.