Маньяк по субботам
Шрифт:
Там нас встретила бухгалтер Рублева. Стояла у ворот плотная, кряжистая, уверенная. Я подумал, что такая, уж точно, не только коня, «КамАЗ» на ходу остановит. Ее мясистое, щекастое лицо ничего не выражало, глаза, узенькие щелочки, внимательно ощупывали нас.
— Дерьмовая у вас работа, господа сыщики, — посочувствовала Рублева. — Постоянно имеете дело с грязью и кровью.
Шестиглазов подозрительно посмотрел на нее. И, вероятно, уже не имея сил деликатничать, грубовато спросил:
— Разумеется, бухгалтер — цвет и гордость нашего чиновничества. Но скажите,
Женщина ничуть не смутилась.
— До половины первого занималась в огороде, а потом ходила по участкам, до пяти часов разбиралась с должниками.
— Значит могло у вас оказаться сорок минут неучтенного времени?
— Это смотря как считать, — не согласилась она. — Если по-вашему, то могло. Если по-мсему, то нет. Хотите получить график моих передвижений?
— С вами потом, — махнул рукой Шестиглазов, — вы никуда от нас не денетесь.
Мы снова заняли маленькую комнатку, предоставленную правлением садоводства для милиции. Второго водителя Сергея Бронина оставили на улице, а Шестиглазов сразу начал допрос Рахима Маматкулова.
Лицо шофера покрылось краской:
— Я не убивал, не убивал, — повторял он. — Мой напарник свидетель — мы не отходили от машины.
— В лес искать Ольгу вы вместе пошли?
— В лес я один пошел, — еще больше краснел парень. — Нельзя машины на лесной дороге без присмотра оставлять. Нехороший человек пойдет, может угнать «КамАЗ», на чем тогда работать станешь?.. Не убивал я Олыу. Зачем убивать невесту? Мы договорились с ней — завтра здесь свадьба, я налисал матери, через три дня хотели поехать в Казань.
Грай подал мне знак, и мы вышли на улицу.
— Я узнал, родители Ольги живут на двенадцатой линии. Поедем к ним. Если Шестиглазов узнает от Рахима что-то важное, сн расскажет нам. Коль скоро мы хотим раскрыть эта дело, тс следует двигаться энергично, на один шаг впереди следствия. С родителями Ольги нужно поговорить первыми, кока следователь не замучил их своими вопросами. Поэтому поспешим.
Мы сели в машину и выехали на дорогу. По самодельным табличкам на столбах отыскали двенадцатую линию и быстро нашли дом Ольгиных родителей.
Около мостика через канаву нас встретила громгсим лаем черная лохматая собачка, из-под дома вылез пес побольше и тоже залаял. Около крыльца сидел на цепи огромный волкодав. Он посмотрел недобрым взглядом и два раза гавкнул, будто из пушки выстрелил. Собаки, заливаясь лаем, отступили к волкодаву. Приближаться к нему не хотелось, и я постучал в окно. В длинном сарае блеяли и шумно возились козы.
Старик Ангелов, заплаканный, убитый горем, мутным взглядом посмотрел на нас и провел в дом, посадив пса на короткую цепь. Он никак не мог взять в толк, кто к нему пришел и зачем. Мы прошли одну большую комнату, несколько напоминающую хлев, с остатками прошлогоднего сена в углу. Около комнатки в торце дома, у раскрытой двери старик остановился. Там на кровати свдела старуха, прижав к себе, словно ребенка, розовое платьице с кружевными манжетами, смотрела на прислоненную к подушке фотографию улыбающейся девушки и причитала сквозь слезы:
— На кого же ты оставила нас, стариков, доченька? Ведь мы теперь одни на белом свете. И для чего нам жить?.. Уж мы растили тебя, кормили-поили, ничего не жалели. И выросла ты, красавица улыбчивая, на радость нам. И быстрая, и ловкая, и работящая. И старкковали мы за тобой, как за каменной стеной… Но пожить ты не успела, не сумела подарить нам внука. Уж как мы внука хоте ли заиметь, понянчить, порадоваться малышу. Ведь для тебя и для внуков жили мы, сил не жалели, работали… Кто же напал на тебя, Олфигка, в темном лесу, кто беззащитную ударил в спину?..
Мать плакэла и пела одновременно. Отец, Петр Тимофеевич, тер глаза, да и у меня от этого пенил, от горя материнского слезы начали наворачиваться. У Грая глаза были сухие, но блестели ярче обычного. Шеф тронул хозяина за плечо, и тот проводил кас в следующую комнату… Закрыл дверь. Но и сюда долетал плач убитой горем матери, резал душу. Грай скова представился и сказал:
— Мы расследуем убийство председателя садоводства Попова. Думаем, тот же человек напал и на вашу дочь. Мы хотим найти убийцу и наказать. Для этого нам нужно знать о вашей дочери как можно больше, расскажите нам о ней.
— Что говорить об Ольге? — всхлипнул старик. — Дочь, как дочь. Не хуже и не лучше других. Помогала нам во всем, старалась. Только с замужеством ей не везло.
— А что так, женихов не было?
— И женихи, вроде, были. Год назад стал ухажиьтгь за ней капитан рыболовецкого сейнера из поселка Назия Кирилл Феоктистов, поселок на берегу Ладоги, километров пять отсюда. Он зарабатывает неплохо, свой дом, хозяйство, и к Ольге с полным уважением.
— Неплохой жених, и почему же вы дочку за него не отдали?
— Пьют эти рыбаки много, и Кирилл трезвым не бывает. С утра прежде всего стакан водки, чтобы в голове загудело, часа через три еще стакан, и так весь день. Как только они при такой заправке умудряются в Ладогу ходить и не тонут?.. И еще — ревнивый страшно Кирилл, сразу предупредил Ольгу: если с другим тебя увижу — не жить вам обоим.
Старик вытер глаза рукавом, откашлялся.
— И Ольга решила дать Кириллу от ворот поворот. Рыбак озлобился, пришел сюда с пьяными дружками, пугал, мол, в покое не оставлю. Ну а тут татарин этот появился, жених — хуже некуда. Приезжает из Казани, подарки мне привозит. А на эти подарки — тьфу, что с них толку. Он увезет дочку, и останемся мы одни со старухой. Нам уж теперь одним с козами не управиться, помощник нужен.
— Как вы думаете, мог Кирилл дочку вашу подкараулить и отомстить?
— А что, он парень жесткий, злой, а как выпьет лишнего, так и себя не помнит. Он мог пойти на такое, ведь грозил При людях.
— Скажите, а с председателем товарищества садоводов Поповым Кирилл знаком?
— Врать не стану, чего не знаю, того не знаю. Вместе их видеть не доводилось. Если интересуетесь, поезжайте и спросите его самого.
Из соседней комнаты все еще доносились слова песни плача, мать выплакивала свое горе.