Маньяк всегда прав
Шрифт:
– Не надо, не подходи ко мне!
Он приближался медленно, как будто хотел растянуть ее последние предсмертные минуты. Но не из жалости. С одной лишь целью, чтобы продлились ее мучения. Она заслужила это.
– Не убивай меня! – вскрикнула она, видя его звериный оскал, и прижалась к холодной влажной стене.
В его руке блеснул нож, при виде которого ей показалось, что она уже умерла. Смотрела на него широко раскрытыми глазами и ничего больше не замечала. Даже самого Топольского. Только этот нож, медленно занесенный
Как маленький мышонок перед страшной пастью змеи, она запищала тонюсеньким голоском:
– Прошу тебя!
Он ничего не ответил. Схватил за густые кудрявые волосы, обнажив шею, и резко нанес несколько ударов.
Ольга завизжала, начала судорожно дергаться, пытаясь освободиться и бежать. Все равно куда. Боль заставляла ее двигаться. Царапая окровавленными пальцами стенку, она была готова залезть на нее.
И на стене остались кровавые полоски.
Топольский за волосы выволок ее на середину подвала.
– Куда, шлюха?! Я еще не закончил! – зверея, рычал он и резал ножом ее шею.
Кровь хлестала во все стороны, и Ольга уже не двигалась. С бешено вытаращенными глазами она рухнула на цементный пол в лужу крови и последнее, что увидела в тусклом свете, – это теряющее человеческий облик безумное лицо маньяка.
Бросив на пол окровавленный нож, он стоял над ней, смотрел и мял рукой свой вялый член. И кончил в тот момент, когда она умерла.
– Хорошо, – зашептал он и вытянулся на топчане, забрызганном кровью.
Потом слазил за топором и одним ударом отделил голову от туловища. Хихикнул.
– А ты неплохо смотришься без головы, – сказал маньяк, любовно осматривая окровавленное тело и лежащую рядом голову с остекленевшими глазами.
Подождав, пока стечет кровь, он обвязал тело веревкой и поднял наверх. Здесь для трупа была приготовлена здоровенная сумка.
Он запихнул труп в сумку, обмотав скотчем ноги под коленями и прижав их к груди. На грудь положил отрубленную голову лицом вверх.
Оставшись довольным своей работой, с облегчением застегнул сумку и сказал:
– Вот так, моя дорогая блондинка. Твой разлюбезный муженек никогда не найдет тебя. Осталось привязать к сумке пяток кирпичей и выбросить твой труп в речку. – Он представил, какую бы гримасу скроил муженек, увидев свою женушку в сумке.
Можно было отвезти сумку на теткиной машине в лес и закопать там, но Топольский не хотел возни. Да и народу сейчас много по лесам шастает. Грибной сезон.
Куда проще приехать к реке и бросить туда сумку. Вода сейчас холодная. В это время уже никто не купается. А к следующему лету сумку с трупом затянет речным песком.
Километрах в двадцати от деревни Топольский знал такую речку. Если ехать по направлению к Горьковскому шоссе, как раз упрешься в мост через нее.
«С моста лучше всего ее и выкинуть. Остановиться, тщательно осмотреться вокруг. А потом быстро открыть багажник и выбросить сумку. На все уйдет минута, не больше. Надо только сделать это ночью. И незачем возиться с лопатой», – думал он, посматривая на часы.
В половине третьего ночи Топольский выехал из ворот и, не включая фар, проехал по деревне к шоссе.
Ни одна собака не видела его белый «жигуленок».
Ночью на шоссе не было ни одной машины, и гаишников он не опасался.
Глава 19
С вечера накрапывал мелкий дождь. Холодный и неприятный. Он и прогнал двух бродяг, решивших заночевать на берегу реки, под мостом.
Опять пришлось возиться с костром. Хорошо, лес рядом. Бросить в огонь пару сосновых кругляков, и можно ложиться спать.
В закопченной кастрюле сварили варево. Похлебывали на ночь, выпив перед этим бутылку водки на двоих. Сразу теплей стало. Ночная прохлада уже нипочем. Можно и спать ложиться, а утром идти дальше, куда бог поведет. Нелегка жизнь бродяги. Только ветер в спину подгоняет.
Оба улеглись поближе к костру, на телогрейке, прижавшись друг к другу, и сразу уснули, разморенные усталостью и выпитой водкой.
Только прогадали с костром. Сырыми оказались кругляки. Потух костер, и ни уголька в нем, ни дымочка. По-новому разжигать оба поленились. Лежат, а какое уж тут спанье.
В четвертом часу и вовсе проснулись от шума остановившейся на мосту машины.
Лежа на телогрейке и поеживаясь от ночной прохлады, бродяги прислушались.
– Кажется, машина остановилась на мосту, – зашептал маленького роста щуплый мужичок со всклокоченной после спанья бородой, которую уже забыл, когда в последний раз подстригал.
Второй бомж, высокий, с выбитым левым глазом, приложил палец к губам:
– Тихо ты. А то услышит. По мосту топчется, козел. Ищет, что ли, чего?
– А чего он может искать тут ночью? – забеспокоился щуплый.
С недавних пор им сильно не везло. В Мытищах бандюки чуть не пришибли от нечего делать. Не хватало еще и здесь нарваться.
– Может, нас? – шепнул одноглазый.
Черная, как уголек, мордашка щуплого бродяги вытянулась от испуга:
– А чего нас искать? По нас затосковать могут только мытищенские менты. Но тут другой район. Да и ночью их с постели не поднимешь.
– Может, бандюки? – не унимался одноглазый, нагоняя на щуплого страху.
– А хрен его знает. Ты сиди тихо, не дергайся.
– А ты не бзди. Трясешься тут…
– Да пошел ты! У меня ребра и так болят. Не хватало, чтоб забили до смерти, – зашептал щуплый бродяга. Потом решил взглянуть. Все же интересно: кого черт принес? Ночью. На мосту. Подозрительно. Хоть и страшно, но очень уж любопытно…
Притормозив на мосту, Топольский не спешил избавляться от сумки. Хоть и темнота, но лучше хорошенько осмотреться. Осторожность еще никогда не подводила его.