Маньяк
Шрифт:
Дверь в мою квартиру была открыта. Моя подружка имела дурную привычку поступать так. Она появлялась у меня неожиданно, иногда на несколько недель, иногда — дней, потом решала, что я мало уделяю ей внимания или что слишком привязалась ко мне, и исчезала примерно на такое же время. Я вошел, ожидая увидеть ее сидящей на полу с поджатыми ногами перед телевизором. Там, где должна была она сидеть, валялись мои вещи. Кто-то хорошенько поработал, наводя беспорядок. Искали кассету. И нашли.
Я позвонил в лабораторию Оператору. Он уже вернулся с ленча.
— У тебя не сохранилось копии вчерашнего материала?
— Нет. Забрал Шеф.
— Он заходил к тебе? — спросил я.
— Да.
На Шефа это было не похоже.
— Он был один?
— С Полковником.
— Они случайно не спрашивали, есть ли у меня копия?
— Спрашивали, — признался Оператор.
Что он им ответил — видно по моей квартире. Я положил трубку и подошел к окну. На противоположной стороне улицы и чуть наискось стояла машина. Она была слишком роскошна для нашего района. Скорее всего, не обошлось и без подслушивающих устройств.
— Полковник, сукин сын! — гаркнул я на все горло. — Я все равно достану тебя! Я уеду за границу и сообщу о Маньяке! Меня знают и поверят!
Насчет «знают» — это я, конечно, преувеличил. Но все равно сделаю, как обещал. Я достал чемодан и начал паковаться в дорогу. Остановил мое занятие телефонный звонок. На проводе был Полковник. Я не ошибся по поводу подслушивающих устройств.
— Нам надо встретиться, — сказал он.
— Хотите вернуть кассету?
— Кое-что обсудить.
— Обсуждать будем только после возвращения кассеты! Мне не о чем разговаривать с вором!
— Я думал, имею дело с разумным человеком. Надо ведь выслушать обе стороны, а потом уж выносить приговор. Тем более, что материал получен незаконно.
Обвинение было резонным и я немного подутих:
— Полковник, я ведь все равно сделаю, как решил, меня не убедят никакие доводы.
— А я уверен в обратном, — произнес он. — Нет желания принять участие в следующей операции?
Он всегда славился нестандартными решениями и поступками. Использовать приговоренных к пожизненному заключению вместо того, чтобы рисковать своими людьми, не каждый бы додумался. Но я не ожидал, что мне предложат поучаствовать в операции.
— А в обмен — молчание?
— Сам решишь.
— И многим журналистам предлагалось такое? — спросил я, выигрывая время, потому что предложение слишком напоминало ловушку.
— Пока еще никому не становилось известно так много — это во-первых, а во-вторых, не все поступали вопреки законам своего клана.
Он знал обо мне больше, чем мне хотелось бы.
— Сам буду решать — это правда? — спросил я.
— Да.
— А где гарантии?
— Я хотел бы, чтобы об этом не узнали непосвященные. Моего слова, думаю, мало?
— Мало.
— А слово президента страны?
— И такое возможно? — не поверил я.
— Да, — твердо произнес он. — Могу устроить телефонный разговор, могу — личную встречу. Думаю, последнее больше понравится?
Я чувствовал, что он не блефует. Да и Шефу надо было очень сильно пригрозить или много пообещать, чтобы он отказался от такой сенсации.
— Хорошо, — согласился я. — Обойдемся без президента.
— Возле дома ждет машина, — проинформировал Полковник.
— Я видел. Что взять с собой?
— Ничего лишнего. Здесь все есть. Увольнений в город не будет. С Шефом я договорюсь, — упредил он остальные мои вопросы.
Я подошел к окну. Роскошная машина уже стояла у входа в мой дом.
В здании, где проживала группа, мне выделили отдельную комнату. По условиям контракта я не имел права покидать территорию базы, но внутри ее мог перемещаться свободно, никто за мной не следил. Распорядок дня напомнил мне учебу в полицейской академии, разве что все занятия были практические. Общие физические упражнения, приемы рукопашного боя, стрельба в тире, который был оборудован в подвале. Несколько раз отрабатывали освобождение заложников, но без меня. На все мои вопросы о том, как выглядят инопланетяне, отвечали одинаково, видимо, по инструкции Полковника:
— Увидишь.
Не похоже было, что меня хотят подставить. По условиям контракта государство не несло никакой ответственности за мою гибель, я шел на задание добровольцем, но Полковник предупредил, что буду на вторых ролях, скорее зрителем. Он был уверен: то, что я увижу, заставит меня молчать. Я пытался представить, насколько оно должно быть ужасным.
Прошло чуть больше трех недель моего добровольного заключения. Вечером я сидел с ребятами из группы перед телевизором, когда раздался прерывистый вой сирены. Я заскочил в свою комнату за каской и бронежилетом и, натягивая их на бегу, поспешил в оружейную, где мне выдали пистолет с глушителем. Калибр у пистолета был — хватит слона завалить одной пулей, выстрел из такого ничем не заглушишь.
Полковник стоял на крыльце. Это была традиция — встречать и провожать группу на задание. Мы погрузились в микроавтобусы. Я оказался во втором вместе с Маньяком, сидел напротив него. В здании мы с ним не встречались. Питался он отдельно от всех, в тренировках не участвовал. Я узнал, что за участие в операциях ему уже сбавили срок до двадцати лет. За два года, что мы не виделись, он не изменился, все то же невинное выражение на немного девичьем лице. Казалось, он не осознает греховности своих поступков, поэтому они не уродуют и не старят его. Маньяк был без каски, бронежилета и оружия. Заметив мой удивленный взгляд, он произнес со странной, как будто искусственной улыбкой:
— Они боятся меня. А инопланетянину бронежилет и каска до одного места.
Микроавтобусы остановились в южном пригороде неподалеку от того места, где произошла первая трагедия. Многие дома здесь пустовали: жильцы перебрались поближе к центру города. Полицейские машины с работающими мигалками окружили коттедж, в котором горел свет и входная дверь была нараспашку. Когда мы вылезали из микроавтобуса, Маньяк тихо шепнул мне, продолжая искусственно улыбаться:
— Живым ты не вернешься.