Шрифт:
(не рекомендуется особенно впечатлительным людям; автор предупреждает: вся история полностью вымышлена, ни автор, ни его знакомые не являются прототипами главного героя)
«В час вечерний, в час дневной
Люди входят в мир земной.
Кто рожден для горькой доли,
Кто для радости одной;
Кто для радости беспечной,
Кто для ночи бесконечной…»
(Уильям Блейк)
Жестокий мир
«…Темно. Сколько себя помню, всё время темно. Чернота за облезшими страшными деревянными рамами окна. Полумрак в нашей «хрущёвке» с отслоившейся местами краской на полу, советской старой мебелью. На кухне, в раковине, всегда грязная посуда. На полу валяются объедки, брошенные коту Ваське, любимому коту отца. Этот «домашний любимец» мне всегда не нравился, эта тварь будто следит за мной, появляется неожиданно из-за угла и смотрит
Мать Жени была наркоманкой. Она умерла в момент появления мальчика на свет. Отец всю дорогу бухал. Он работал на заводе, в свободное время пил дома. В основном один. Друзей у него не было. Отец даже гордился этим. Иногда он приводил домой пьяных противных грязных женщин. Бывали дни, когда папаша не пил. Начинал изображать серьёзного родителя, проверять уроки. Трезвым он был добрее. Но потом снова срывался, бил мальчика, унижал, вымещал свою неустроенность на ребёнке.
Женя рос мальчиком невзрачным: маленького роста, слабеньким физически, неодарённым талантами. Лицо его было усыпано редкими веснушками, жёсткие волосы торчали в разные стороны, не желая укладываться. В тревожных карих глазах паренька читался страх и тяжёлое детство. Иногда казалось, за его взором было скрыто ещё что-то таинственное, звериное, – знание, которое открылось только ему и уйдет с ним в могилу.
В школе Женя учился плохо. Часто учителя замечали его отвернувшимся и смотрящим в окно. Так он замирал, думал о чём-то своем. Можно было кричать, топать ногами, хлопать в ладоши – мальчишка не возвращался. Одноклассники смеялись над ним и недолюбливали. Но почему-то не приставали, побаивались, что ли. А может, он им был неинтересен.
У Жени был только один школьный друг – хулиган Андрюха. Тот учился ещё хуже, жил улицей. Был он смуглым длинным мальчишкой с чёрными волосами, вечно не стрижеными космами, свисавшими на глаза. Донашивал старые спортивные шмотки, доставшиеся от старшего брата. Однажды Андрей сказал Женьке, что улица есть самая лучшая школа жизни. Пацаны много времени проводили вместе. Лазили по деревьям, хулиганили, били лампочки из рогаток, писали матерные слова в подъездах, собирали бычки и курили, находили журналы с голыми девушками и подбрасывали в школе учителям на стол или девчонкам в портфель, потом наблюдали за реакцией и смеялись. Часто мальчишки бездельничали во дворе. Иногда издевались над животными, ловили местного облезлого кота и мучили его. Намазывали задние лапы и зад солидолом. Кот грёб передними лапами, задница тащилась по асфальту. Хулиганы смеялись. Однажды Андрюха сделал «поджиг». Он уверял Женю в отличном качестве изделия. Но первый выстрел доверил именно ему. Стрелок поджёг запал, грохнул выстрел. Ствол разорвало, рука Женьки была в крови. Андрюха засмеялся и сказал: «Бл..ь, мощная пушка, Бронсон отдыхает!»
Женя просидел дома с забинтованной рукой 1,5 месяца. Единственным развлечением мальчишки был черно-белый ящик. Смотрел он всё подряд. Поглядев на него со стороны, можно было подумать, что он «под кайфом», смотрит в телек с открытым ртом час за часом. Однажды показали передачу про одного умельца, который из спичек смастерил целый город. Женька попробовал заниматься этим хобби и втянулся. Оно настолько захватило его, что некоторое время паренёк не появлялся на улице. На столе выросла со временем большая крепость из спичек, с маленькими башенками, с катапультами внутри, с часовыми
«…Темно. Уже поздний вечер. Хочется есть. Иду к холодильнику, заглядываю – там как всегда ничего нет. Сажусь мастерить ворота крепостной стены. Слышу в коридоре громкий женский смех, пьяные крики. Лязгает замок, в коридор вваливается отец с какой-то женщиной. Я уже в комнате слышу запах алкоголя. Продолжаю клеить спички. Отец, обнимая подружку, входит в комнату. Она густо намазана косметикой, от неё пахнет приторными дешевыми духами. Пьяным противным голосом женщина смеясь восклицает:
– Ой, а это кто? – показывая на меня. – Какой маленький, мы его не возьмём в свою игру!
– Ай, бл..ь… – машет рукой отец. – Подарил Бог сыночка, с.ка сродила, бл..ь, и боты завернула. Теперь что хочешь, то и делай с ним. Воспитываю вот. Ты уроки сделал, ё…. твою мать?! Опять всякой х..ёй занимаешься! А ну пошёл бл..ь!
Он бьёт меня по голове, ладонью в ухо. Я падаю на пол со стула. В моих глазах слёзы. Подскакиваю и убегаю в другую комнату. Отец громит мою крепость, я слышу, как обломки падают на пол. Затем он хватает женщину, бросает её на стол, уничтожив остатки моего творения, срывает с неё бельё и трахает счастливую оторву. Я догадываюсь об этом по крикам женщины, тяжёлом дыхании отца.
Я сижу на кухне. Слёзы высохли. Обида сменилась огромной злобой. Сейчас я такой злой, что мог бы убить. В проёме появляется женщина. На лице её размазана косметика, одежда измята. Она подходит к форточке, закуривает сигарету. Баба удовлетворена, счастливо улыбается. Затем поворачивается ко мне и смеясь говорит:
– А ты чего такой грустный? Хочешь я тебе дам конфетку? А, может, тебе дать другую конфетку?! – она похлопала себя ниже живота и захохотала мерзким лошадиным смехом. Всё в ней было противно мне. Я ненавидел её, ненавидел отца. Ненавидел жизнь. Я зол, очень зол. Гнев разрывает мою душу. Кажется, ещё мгновение, в моей руке окажется кухонный нож. Сначала я полосну ей по лицу, чтобы убрать с него эту противную ухмылку. Она начнет кричать от боли, чтобы кричала ещё сильнее, я всажу нож в её любимое место, поглаживая которое эта тварь так радовалась. Потом буду бить её ножом, всё сильнее и сильнее в её гадкое чрево, буду бить, пока она с закатившимися глазами не осядет на пол и не заткнётся навсегда. От криков проснётся отец, выбежит на кухню и увидит свою подругу в луже крови. В это момент я шагну из-за двери, позади него…
Нет, я слишком слаб. Я боюсь их. Я боюсь его. Меня знобит. В ту ночь я не спал почти до рассвета. Меня трясло, одеяло не согревало. За окном было темно. Лишь дождь и чернота…»
На следующий день Женька проснулся поздно. Он вошёл в комнату, где была его крепость. На столе среди обломков лежал и мирно спал, свернувшись чёрным комком Василий. Мальчишка на мгновение застыл, потом подбежал, схватил кота, взял на кухне нож и вышел из дома.
В подвале было тепло и сыро. По углам шуршали крысы. Кот смотрел на мальчишку испуганными глазами. Женька положил его на пол, держа за шею, другой рукой достал из кармана нож.
«…Темно. От тусклой грязной лампочки, мутный свет падал на чёрную шерсть кота. По его глазам я понял, что он уже догадался. Зазвенела в трубах вода, еле слышно в углу зашуршала крыса. С закрытого крана изредка срывалась капля и громко шлёпала в лужу. Я посмотрел в глаза коту, представил, что он мой отец. Ну что, с.ка, тварь, ответишь за крепость? Ты щас за всё ответишь! Нож был острым, разрезал шею, как масло. Кот подёргался хрипя и затих. Я вытер кровь с ножа носовым платком, сунул орудие убийства в карман и вышел на улицу. Шёл дождь, было пасмурно, темно. Когда выходил из подвала, меня никто не видел. Внутри полегчало, крепость больше не волновала. Я был довольный и злой. В глазах моих отражалась чернота дорожных луж. Темно и свободно…»
Женька нашёл Андрюху в гараже его отца. Днём, когда тот был на работе, мальчишка брал ключи от гаража и тусовался там. Сегодня Андрей был в приподнятом настроении. Вчера у него гуляли свадьбу, старшая сестра вышла замуж. Осталось много водки, которую спрятали на балконе. Естественно, Андрюха положил на неё свой озорной глаз. И сегодня на столе в гараже красовалось 0,5 бутылки водки «Столичная» с красной этикеткой. В качестве закуски выступили рыбные консервы и кусок чёрного хлеба. Пацаны налили в пластиковые стаканы тёплую водку, выпили. Андрей кинулся искать нож, чтобы открыть консервы и порезать хлеб. Женя остановил его, достав из кармана острый кухонный нож.