Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения

Абгарян Наринэ

– Отпросим вас с уроков. Поедем на два дня, вернемся в воскресенье.

– Ура! А в честь чего поедем?

– Три-и-и-и-и-и-и!!!

– Просто так. Впереди зима, до весны не выберемся…

– Четыре!!! – перешла на вой сирены Гаянэ.

– Шышнацать! – припечатала Сонечка.

– …вот мы и решили съездить родственников проведать.

– Пяа-а-а-а-а-ать! Уже пять! – взвыла Гаянэ.

– Только детям ничего не говорите!

– Не скажем…

– Ше-е-е-е-е-есть!

– Всё, идите, пока она своим криком дом

на уши не подняла.

– Се-е-е-е-емь!

– Восемь! – ворвались мы в кабинет. – Чего орешь?

– Я не ору. Я считаю! – оскорбилась Гаянэ.

– А чего так громко считаешь? Мы ж не глухие!

– Откуда я знаю, мозет, и глухие!

– Ты еще скажи, что слепые!

Гаянэ хотела возразить нам, но махнула рукой. Спорить с нами невыгодно: во-первых, большие, поколотить можем, а во-вторых, еще играть откажемся!

– Пойдем лучше в рыцарей играть, – миролюбиво предложила она.

– Давай.

– Только чур копьеносцем в этот раз буду я!

– Так мама ведь забрала шапмур!

– А я его обратно взяла. И за креслом спрятала. Вот.

Совместная поездка в Кировабад планировалась родителями еще с лета. Но почему-то никак не складывалась – то не совпадала с дежурствами папы, то к дяде Мише на завод приезжала высокая комиссия, и ему приходилось гробить свои выходные на организацию досуга для непрошеных гостей, то еще какая-нибудь напасть случалась. Поэтому план по совмещению визита к родственникам удалось реализовать только ближе к концу ноября. Ба за две недели выслала Моте телеграмму, чтобы Зина успела смириться с мыслью о визите золовки. К поездке она готовилась тщательно – набросала список предполагаемых подарков, методично обошла все торговые точки нашего городка и путем мелкого шантажа и даже скандалов добыла Моте свитер с высоким воротом цвета топленого молока, а Зине – красивый набор мельхиоровых столовых приборов.

– Хоть и язва, но своя, – бухтела она маме, с гордостью демонстрируя большую темно-синюю коробку с золотистым тиснением на крышке. В коробке, на бархатном поддоне, зафиксированные держателями и крепко прижавшись друг к другу, лежали вилки, ножи и чайные ложки.

– Не слишком ли жирно для такой язвы? – всплеснула руками мама.

– Конечно, жирно. Но ты ж меня знаешь, Надя, я по-другому не могу.

– Может, лучше Мане оставить, на будущее? – не унималась мама. – Где вы еще такую красоту достанете?

– Достану, никуда не денусь. Эту ведь нашла? Вот и Мане найду. И потом, у нее добра и так навалом – четыре пуховых одеяла, два шерстяных, пять комплектов постельного белья – сатинового, с вышивкой, полотенец гора, хрустальные фужеры, обеденный и чайный сервиз, три ковра…

– Да практически хоть сегодня замуж выдавай, – рассмеялась мама.

– Не говори, Надя! Хоть и живем в двадцатом веке, а приданое все равно по старинке собираем.

– Да разве с таким дефицитом можно по-другому?

– Конечно, нельзя, не голышами же детей в чужую семью отдавать.

При слове «отдавать» Ба сделала такое свирепое лицо, что соответствующее учреждение, отвечающее за заключающиеся браки на небесах, мигом подобрало гузку. Еще бы, ведь если вдруг оно чего-то там напортачит в личном счастье Маньки, то ответ держать придется перед Ба. А ответ перед Ба даже небесным канцеляриям кишка тонка держать!

Слово свое мы с Каринкой сдержали и младшим сестрам проговариваться про поездку в Кировабад не стали. Зато Манька прибежала домой вся в претензиях, с какой это стати Ба так долго скрывала от нее планируемый визит к дяде Моте.

– А чтобы вопросами не выносила мне мозг, ясно? – встала руки в боки Ба.

– Ясно, – мигом согласилась Манька и оставшееся до поездки время активно выносила мозг бабушке разными предложениями, как можно правильно скрасить досуг в Кировабаде.

– Ба, а у них зоопарк есть? Можно в зоопарк сходить, а заодно на аттракционах покататься. Интересно, коктейль «глиасе» в ихнем универмаге продается?

– В ИХ универмаге!

– Чего в их? Продается, да?

– В их универмаге, а не в ихнем.

– Хорошо, в ихнем. То есть в их. Так продается или нет?

– Продается. Только я тебе его не возьму!

– Почему? – взвывала Манька с воистину шекспировским трагизмом в голосе.

– Потому что ты мне мозг выносишь!

– Всё, больше не буду. Вот только разочек, один только вопрос задам. Ба, а трамваи у них есть?

– Конечно, есть!

– А если попросить у вожатого, то он меня за руль пустит?

– У какого вожатого?

– У трамвайвожатого!

– Мария!

– Всё-всё, молчу. Вот только последний вопрос. Самый распоследний!

– Твой распоследний вопрос прозвучал три часа назад. Напомнить тебе его?

– Это про крутящиеся лифты?

– Ну!

– А что, спросить нельзя? Может, в Кировабаде есть крутящиеся лифты. Представляешь, сел на первом этаже, он заводится, крутится, словно карусель, и медленно довозит тебя до пятого. Скажи, красота? Я такой лифт во сне видела.

– О боже!

– А чего это «о боже»? Хочешь, что ли, «господибожетымой» сказать? Всё, молчу, совсем молчу.

– …

Прошло пять секунд.

– Ба! А вот еще чего я хотела у тебя спросить.

– Да что же это за наказание такое! Что за горе луковое, а?

Когда совсем прижимало, Ба отправляла внучку к нам.

– Вот пусть Надя и расплачивается за свою болтливость, – бухтела она, выпроваживая Маньку в дверь, а потом долго глядела в окно своей комнаты, как, весело подпрыгивая большим помпоном красной шапки, та мчится по улице – мимо деревянных заборов, мимо отсвечивающих в небеса солнечными бликами луж, мимо большой ржавой цистерны с надписью «Живая рыба», где перед буквой «Ж» кто-то заботливой рукой нацарапал НЕ.