Мао: Душевная повесть
Шрифт:
— Подружились? — Саид озадачился было, но увидел бутылку. — А, Мао собутыльника нашел! Ну, дай и мне.
После Саида мало что осталось, меньше половины даже, и я решил допить. Я не жадный, просто мне надо, а им нет. И я допил. Занюхал, проморгался, вижу — все возле Райфайзена, даже Филипп. Книги рассматривают. Я подошел, хотел тоже заглянуть, но они сгрудились, задами толкаются. Я поскользнулся, упал, ну и остался сидеть, не люблю, когда тесно. Послушал их разговоры смешные и понял, что ничего они там не понимают. Неизвестный язык какой-то, хотя буквы все известные. Или наоборот. Они заспорили наконец, сколько эти книги стоят, и Райфайзен говорил, что им цена, наверное, по тысяче за каждую, а Саид не верил, говорил, что все истерлось и порвалось и вообще
— Отсюда ведет столько же дорог, сколько и сюда.
Саид уже начал психовать, затвором щелкать, но я просто спросил:
— Филипп, а ты здесь остаешься или идешь куда?
— Я собираюсь покинуть Тибет, — сказал Филипп. — И последние четыре недели я делал это в том направлении.
И он показал рукой, в какую сторону по ущелью он шел. Райфайзена это устроило, Саида мало-помалу тоже, и мы пошли. Впереди шел Райфайзен с книгами, потом Филипп, которому Саид дал подсвечник, потом Саид с одним автоматом, потом я с другим, но без патронов, Саид не дал, пока не протрезвею. И вот я шел и думал, что без патронов автомат легче, и это совсем неплохо, и трезветь необязательно совсем. Через пару часов стемнело, но мы не остановились, потому что было холодно и никто не хотел ложиться на камни спать. Я все время ушибал босые ноги, потому что где-то потерял свои военные портянки и постепенно отставал. Наконец мои друзья скрылись за поворотом.
Я, конечно, расстроился. Могли бы хоть иногда оглядываться? Я понимаю, что на такой дороге не заблудишься, но просто обидно. Я сел отдохнуть, пока не замерз, тут как раз стало совсем темно, так темно, что ручья не видно, и пошел снова. Споткнулся еще пару раз и пошел. Мне и в голову не пришло, что я пошел в другую сторону.
Когда водка во мне совсем кончилась, колотить стало страшно. Я и не смотрел никуда, мне все равно было, что свет, что тьма, шел как заводной, только песни иногда пел. Под утро даже снег был, мелкий, но мокрый. Ног я совсем не чувствовал и рад был этому. Наконец стало светлеть, а часа через два и солнце в ущелье попало. Я страшно был голодный и устал, даже подумывал прилечь, хоть и холодно, но тут завернул за поворот — а там китайский дед. Борода тонкая и длинная, потому я и понял, что дед, а то бы решил, что бабка: волосы до задницы. Седые все до одного, и брови тоже седые и лохматые. Я, правда, тогда еще не видел, что у него волосы до задницы, потому что задница у него была в бочке. У ручья эта бочка стояла, и дед в ней мылся мочалкой. Вода в бочке была горячая, пар валил, мне так туда захотелось. Я подошел поближе.
— Доброе утро, дедушка!
— Ммммм…
Не обрадовался он мне, моется сосредоточенно, давно, видать, не мылся. Я тогда перед ним встал и снова:
— Доброе утро, дедушка, оглох, что ль? — и автомат показываю. А чего мне уже стесняться после такой ночки?
Дед рассердился, хекнул зло, мочалку в бочку бросил, руками за края схватился и вдруг вместе с бочкой взлетел на скалу. Да так ловко, что я было решил, что это китайская баба-яга, только с бородой. Обычное дело, если подумать, очень старая бабка легко может быть с бородой. Только мне думать некогда, мне в бочку надо попасть. Я кричу:
— Дедушка или бабушка, замерзаю! Всю ночь босиком в одном халатике по холодным камням! Выручай, добрый человек!
Он молчит, моется, но что-то мне подсказало, что слышит. Я тогда лег брюхом пустым на камни и лежу. Долго лежал, уснул ненадолго, проснулся, вверх смотрю — пустая скала. Вот сволочь какая бессердечная. Стал я кое-как подниматься и тут вижу метрах в полусотне от меня стоит Сука во всей своей лохматой красоте, зверь-зверем. Увидела, что я ее заметил, улыбнулась, встала на четвереньки и ломанула ко мне прямо по камням. Я бежать, но как — ноги-то совсем не гнутся! Свалился в ручей, пока встал — она рядом. Я за отверткой — карман намок, рука не влезает. И тут, когда она меня почти схватила, ее бочка по голове ударила. Она упала, а я смотрю вверх — в бочке старик косичку себе заплетает. И говорит:
— Ну полезай, думаешь, мне ее в воздухе держать легко?
Залезть я, конечно, не мог, вцепился просто в край, он и поднял меня на скалу. Там я все-таки залез в бочку, хотя старик этого вроде не ожидал. Да, это был старик, хотя и с косичкой, я это разглядел пока в бочку лез. Странно, конечно, он так терся — а вода чистая. Мне сразу пришло в голову, что это волшебник. Вот, думаю, везет, что ни день — новый волшебник. Вода почти остыла, но все равно хорошо. Вот стоим в бочке, выглядываем, вниз смотрим. Там Сука поднимается из ручья, мокрая, орет нам что-то. Ну, я-то понимаю, что она мне может сказать, а дед спрашивает:
— Что ей от тебя нужно? Они вообще-то совсем иначе себя ведут. Эта порода демонов, охотясь, меняет обличье.
— Да знаю, — говорю, — только эта тварь злая на меня, я от нее сбежал один раз. Теперь давай на нее еще раз спикируем, прихлопнем к черту, а то не даст она мне покоя.
Дед засмеялся довольно противно:
— Этих демонов не убьешь простой бочкой! Проще всего избавить тебя от этого несчастья — кастрировать. Тогда ты не будешь представлять для нее интереса, и все образуется. Кроме того, эта операция часто приводит к серьезному развитию скрытых до этого способностей.
Мне это не понравилось. Я хочу быть как все, а не чудиком. Я решил тогда пока тему разговора изменить:
— А тут не проходили трое с книгами, подсвечником старым и автоматом, как у меня? — Автомат, правда, я внизу оставил. Теперь Сука в нас из него стрелять пробовала. Молодец, Саид, даже из затвора патрон достал.
— Нет, — говорит дед. — За последние полторы тысячи лет таких трое не проходило, ручаюсь. У тебя что, нет другой одежды?
— Нет. А куда ж они делись? Давай тут полетаем, поищем их?
Дед как будто расстроился.
— Это что тебе, аттракцион? Я истратил почти весь свой потенциал и, хуже того, потерял сосредоточение! Теперь мне нужно время и медитация. Вылезай из бочки и обсохни на солнце, дай мне покоя. И даже не думай, что мы будем еще летать.
Тут он меня поднял и выставил из бочки. Я нетяжелый, но все же тяжелее деда, да еще мокрый. Как он смог? Я решил отвертку не доставать пока, хоть на ветру и холодно было. Даже сделал, как он сказал: снял халат и стал махать им, как флагом. Холодно, но высох быстро. И халат высох. А Сука злилась и что-то визжала, это меня развлекло. Потом она зашвырнула автомат в ручей и побежала по дороге в ту сторону, откуда я пришел.
Я было заскучал, стал смотреть, как бы со скалы слезть, но тут она вернулась. Скакала, как жеребенок, высоко попу подбрасывая, чуть не переворачиваясь. Проскакала подо мной, даже не покосившись, и дальше побежала. А за ней из-за поворота выбежал Саид, он стрелял ей вслед, а за ним бежал Райфайзен и кричал, а последним бежал Филипп, и мне даже сверху было видно, какой он весь потный. Саид Райфайзена не слушал и все палил, палил коротенькими очередями, а потом быстро вставил новый магазин и шмальнул его весь вверх, в воздух. Почти в нас со стариком. Отругать Саида я не успел, потому что наша скала загрохотала и поехала вниз, прямо как с горки. Я присел, за скалу держусь, как могу, а мимо меня китаец мой просвистел в своей бочке. То ли она у него поломалась, то ли он не сконцентрировался, но грохнулся вниз со всего маху, с предсмертным криком, так что Саид услышал и отскочил. И еще долго они все втроем отскакивали, потому что на деда в бочке рухнул я, вместе со всей скалой, и камни летели с лошадь величиной. Подо мной то рассыпалось, то дыбилось, и я, как лягушка, переминался на всех четырех. Хотелось спрыгнуть, но я не знал куда. Потом стало тихо и ничего не видно, потому что поднялась туча пыли. Непонятно, откуда она взялась? На первый взгляд было довольно чисто. Когда пыль стала оседать, я понял, что сижу верхом на большом камне в десяти шагах от Саида. Райфайзен был рядом с ним и ругался: