Мара

Уолкер Руфь

— Понятно. Но я не уличная девка, — сказала Мара, глядя снизу вверх на Руби.

— Не будь такой обидчивой. Если ты не уличная, то тем лучше для тебя. Пойдем, я познакомлю тебя с остальными девчонками. Вам придется жить бок о бок несколько месяцев, и я хочу, чтобы вы подружились. Я не выношу ссор и драк.

И Мара познакомилась с остальными девушками из танцевальной группы. Они показались ей вовсе никакими не уличными, как пыталась представить их Руби. Но только одна, загорелая веселая брюнетка, действительно приглянулась Маре.

—

Ты можешь спать надо мной, — сказала она. — Надеюсь, ты не храпишь?

Мара покачала головой, и девушка хихикнула:

— Не обращай внимания на этих дур. Ты умеешь шить? А то у нас, конечно, есть костюмерша, но нам приходится порой самим чинить одежду — у нее на артистов-то времени не хватает.

— Артистов? А разве мы не артисты?

— Нет, милая, трясти задом в цирке — еще не значит быть артистом. Эта профессия по-другому называется. Хотя, знаешь, это все равно лучше, чем подавать пиво в баре. Именно этим я и занималась, пока не познакомилась с Сэмми Джеком. Он играет в оркестре на саксофоне. Сэмми рассказал мне о цирке, и с тех пор я здесь. А зимой я подрабатываю в Тампе, в «Золотой лихорадке».

Мара посмотрела на нее непонимающим взглядом.

— Ты, как я погляжу, еще совсем зеленая. Типичная первомайская девчонка, — усмехнулась девушка. — Тебе придется освоить язык цирка. А «Золотая лихорадка» — это что-то вроде танцплощадки. Клиенты приходят потанцевать с девушками, понимаешь? Очень тяжелая работа: все время на ногах. Поэтому я каждую весну сбегаю оттуда в цирк. — Она улыбнулась Маре: — А ты откуда?

Мара колебалась, не зная, говорить правду или соврать.

— Я танцевала в «Эликсир-шоу». Друг моих хозяев по имени Чарли пригласил меня сюда. Он работает здесь антрепренером.

— А… это, должно быть, Чарли Скур. Заклинаю тебя, не связывайся с этим проходимцем. Во-первых, он никакой не антрепренер: он всего-навсего расклеивает афиши… Слушай, а как тебя зовут? Старуха нам не сказала.

Мара хотела было назваться Розой, но передумала. Это же только у цыган бывает два имени — одно для себя, другое для незнакомых, но она-то теперь гаджо.

— Мара.

— Какое миленькое имя! Оно ирландское, да? Мара, а как дальше?

— Просто Мара.

Девушка, как ни странно, нисколько не удивилась.

— А я Салли, — сказала она с улыбкой. — Салли Гармиш.

Весь остаток дня Мара провела, разучивая под руководством Салли различные элементы танцев. Это оказалось не очень сложным: уметь плавно поворачиваться, дрыгать ногой, покачивать бедрами. Всем этим Мара должна была в совершенстве овладеть к воскресенью, когда состоится первое представление. Когда Салли ушла ужинать, Мара тренировалась сама.

Потом она купила сосиску в тесте и бутылку лимонада у разносчицы и отправилась в, полуразвалившийся деревянный барак, который Салли называла «спальней». Она залезла на отведенную ей верхнюю полку и, свесив ноги, принялась уплетать сосиску, заливая ее лимонадом.

Украденную у мистера Сэма булочку Мара решила оставить на завтрак. Потом она разделась, легла и накрылась грубым одеялом цвета хаки. Хотя она безумно устала и не прочь была бы еще поесть, тем не менее была вполне довольна жизнью. Пусть, как выразилась Салли, «трясти задом — еще не значит быть артистом», но все же Мару взяли на работу в настоящий цирк! И она уже завтра начнет искать человека, который научит ее летать под куполом.

На следующее утро Мару разбудили женские голоса. Убедившись, что никто не смотрит в ее сторону, Мара слезла с полки и оделась: она не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, какое у нее драное белье, хотя Мара тщательно пыталась себе внушить, будто ей абсолютно все равно, что они о ней подумают. В конце концов, они тоже не производят сногсшибательного впечатления. Единственное, о чем они говорили, так это о мужчинах и развлечениях.

Она была рада, что Салли добровольно вызвалась ее опекать и познакомить с труппой. Большинство циркачей вели себя добродушно, дружелюбно, и все же они отнеслись к Маре несколько настороженно: она ведь была чужой. Очень скоро Мара заметила и еще одну вещь: мужчины считали танцовщиц особами легкомысленными.

Она поняла это по тем заинтересованным взглядам, которыми каждый из них смеривал ее при знакомстве. Что касается Салли, то та сразу честно призналась своей новой подруге, что «дружит» с Сэмми Джеком, саксофонистом.

— Я думала, нам нельзя общаться с мужчинами, — заметила Мара.

— Руби ничего об этом не знает, и мистер Сэм тоже, — лукаво сказала Салли. — У большинства наших девочек есть дружки, — она многозначительно взглянула на Мару. — Сэмми Джек отличный парень, и потом — он исправно мне платит.

Мара вздрогнула. Нет, как бы жизнь ни припекла ее, она никогда никому не отдастся за деньги — кроме того, ей меньше всего хотелось попасться на этом и вылететь отсюда. Поэтому когда в тот же день этот самый Сэмми Джек полез к ней с «предложением», Мара вежливо объяснила, что ему не удастся ее «снять».

— Подумай, прежде чем отказываться, — сказал саксофонист, нахмурившись.

— А я говорю, что у тебя не получится меня снять, — отрезала Мара. На нее не произвели ни малейшего впечатления ни его желтые кожаные ботинки, ни кольцо на мизинце; и грозного взгляда саксофониста Мара тоже не испугалась.

— Ну, берегись у меня. Если будешь продолжать в том же духе, недолго здесь задержишься.

И он ушел, а Мара осталась репетировать. Она нисколько не жалела, что отшила его, но, может, не стоило употреблять слово «снять»? Берти как-то объяснила Маре, что оно значит, но сказала, что оно не слишком приличное. Мара вздохнула. Скольких вещей она еще не знает! Нужно будет поскорее во всем разобраться.

— Я понимаю, что это не мое дело, — раздался глухой мужской голос, — но, по-моему, тому парню дали от ворот поворот.