Мара

Уолкер Руфь

— Какое это может иметь отношение…?

— Да такое, что ты хорошенькая, малышка. Жены не потерпят, если их мужья станут репетировать с такой симпатягой, как ты. Единственный у нас неженатый воздушный гимнаст Лео Муэллер, но его нелегко будет уговорить. Даже обладая улыбкой Мэри Пикфорд.

— А кто он, Лео Муэллер?

— А вон он идет, наш любвеобильный холостяк.

Он показал Маре на высокого брюнета, и Маара узнала в нем того человека, у которого она спрашивала, как найти мистера Сэма.

— Ах это тот самый! —

пробормотала она.

— Ты с ним уже встречалась? — насторожился Лео.

— Да, он показал мне Голубой фургон, когда я только пришла сюда.

— Не рассчитывай, что он согласится тебя учить. У него к женщинам только один интерес. Он перешел к нам из «Барнум энд Бэйли». Должен признать, что он безусловно талантлив — многие цирки приглашают его. К тому же он работает сольный номер.

— Но я тоже хочу сольный номер!

— Ах ты глупышка, да ты ведь вообще ничего не умеешь!

— Я способная, — заявила Мара. — Я научусь.

Джоко расхохотался до слез. Мара нахмурилась.

— Извини, — пробормотал он. — Ты меня просто поражаешь! Не обижайся, но будет лучше, если ты не станешь здесь всем объяснять, какая ты способная.

Он начал рассказывать какой-то анекдот про клоунов, но Мара почти не слушала его: все ее внимание было приковано к Лео Муэллеру. Он, должно быть, почувствовал, что она не сводит с него глаз, и, обернувшись, пристально посмотрел на нее. Мару охватила дрожь. Неудивительно, что он холостяк: он напоминал ей змею-медянку — красивую, но опасную. Какая женщина не побоится остаться с ним наедине?

— А у Лео есть женщина? — спросила Мара неожиданно для самой себя, прервав болтовню Джоко.

— Целая гроздь! Ложись — вставай — и до свидания, милая. Он бабник еще хуже, чем Сэмми Джек. Но никто не может его приструнить. Даже мистер Сэм. Он смотрит на все похождения Лео сквозь пальцы. Говорят, до того, как прийти к нам, Лео зарезал какого-то парня — то ли в Канаде, то ли в Нью-Йорке. Они подрались из-за женщины… Что касается меня, то и я люблю женщин; они меня, впрочем, тоже любят.

Мара не сдержала улыбки, но взгляд ее был все еще прикован к Лео Муэллеру. Значит, у него куча женщин и ни одной постоянной — легче от этого или тяжелее?

Лео тем временем поднялся и вышел из столовой. И Мара заметила, что за весь обед он не перекинулся ни с кем ни единым словом.

Слушая вполуха Джоко, Мара разрабатывала стратегический план. Если верить лилипуту, у Лео предостаточно женщин, и такая плата его, понятное дело, не устроит. Наверняка ему нужны деньги. У нее есть немного — те, что дала Берти; кроме того, она скоро начнет получать жалованье. Нужно будет при первой же возможности поговорить с ним, спросить, не согласится ли он учить ее за деньги. Уговаривать она умела!

— Лео прекрасный артист, поэтому он и выступает с сольным номером, — сказал Джоко. — Он вообще делает что хочет, никому не показывает раньше времени

новые трюки, даже мистеру Сэму.

Он посмотрел на Мару, и в его глубоко посаженные глаза закралось беспокойство.

— Он у нас прима. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Нет, не очень.

— Ты ведь собираешься попросить его давать тебе уроки?

Мара не стала этого отрицать.

— Он ведь может ответить «нет», если не захочет, — сказала она. — Почему он должен разозлиться, если я его попрошу?

Джоко вздохнул:

— Я чувствую, что ты все уже решила… Но будь осторожна. У этого мужчины нет совести. К тому же он чрезвычайно обидчив. — Джоко улыбнулся. — Я говорю тебе это как друг. Мы ведь друзья, не так ли?

Мара посмотрела на него широко открытыми глазами. И ей внезапно захотелось быть откровенной с этим маленьким человечком, по-своему милым и добрым.

— У меня никогда раньше не было друга, — призналась она. — Я не знаю, как нужно вести себя с другом.

Улыбка исчезла с лица Джоко. Он внимательно смотрел на Мару, взвешивая ее слова.

— Я научу тебя, — сказал он. — Я очень хочу быть твоим другом, Мара.

8

На следующий день Мара сидела на деревянном сундучке — такой был у каждой танцовщицы — и чинила костюм, который ей выделила Мэй Мэйберри, костюмерша, как вдруг влетела Салли и плюхнулась на свою полку. Она выглядела бледной и уставшей, а под глазами темнели круги.

— Я прямо изнемогаю, — простонала она. — Эти последние ночи меня просто доконали.

Мара не знала, что ответить, и решила не отвечать ничего.

— Сэмми Джек спрашивал о тебе, — продолжала Салли. — Ты зря, Мара, он отличный парень. Он очень осторожен — можешь быть спокойна, не попадешься, — и деньги платит хорошие. За ночь — пятьдесят баксов. Учти, на ту мелочь, что мы получаем здесь, прожить нельзя. Мистер Сэм придерживает большую часть нашего жалованья до конца сезона. Он уверяет, что делает это в наших интересах — чтобы нам не пришлось голодать зимой. Но все это враки… тоже мне заботливый отец нашелся!

Мара молчала, и Салли добавила со вздохом:

— Ладно, надумаешь — скажешь.

— Я не думаю.

Салли не стала ее больше уговаривать и решила переменить тему:

— Где ты пропадала все утро?

— Я ходила в шатер репетировать.

— Да ты с ума сошла! Зачем гробить на это столько сил? Вот подожди, придет Первое мая, тогда еще навкалываешься. В сезон у нас бывает по четыре-пять выступлений в день, трехчасовой сон считается великим счастьем.

— Первое мая? — удивилась Мара. Сегодня за обедом в столовой царило особенное веселье, потому что было первое апреля, которое гаджоназывают «первое апреля — никому не верю». — А я считала, что турне начинается в последнюю неделю апреля…