Марафон длиной в неделю
Шрифт:
Вороной стал дыбом и заржал, радуясь свободе. В конюшне откликнулась кобыла. Миша оглянулся и увидел в дверях Карла. Старик погрозил ему кулаком, указал на жеребца, а потом выразительно обвел рукой вокруг шеи, показывая, что угрожает юноше. Однако Миша лишь захохотал в ответ. Карл с поднятыми кулаками бросился на него, но Миша взял его за грудки и сильно тряхнул. Карл испуганно вытаращил глаза и пробормотал:
— Графский конь, самого Генриха фон Шенка, знаешь, что тебе будет?
— А мы теперь вашего фон Шенка туда же отправим. — Миша повторил жест Карла, не без удовольствия наблюдая, как попятился конюх.
— Точно с ума сошел... — прошамкал
Миша заложил два пальца в рот, свистнул по-разбойничьи, и жеребец, всполошившись, стал дыбом. Карл поспешно отступил, а юноша насмешливо бросил ему:
— Иди, дед, домой спать! — Хотел добавить что-то, но вдруг увидел над Штокдорфом самолет: он развернулся над селом, накренившись на крыло, летел низко и медленно прямо на конюшню. И снова Миша заметил красные звезды на крыльях и даже пилота в кожаном шлеме, кажется, вроде бы поймал его внимательный взгляд и, переполненный радостью, подбросил кепку и закричал:
— Наши!
Самолет снова лег на крыло и круто повернул. Миша решил, что он сядет рядом на лугу, но рев мотора отдалялся в сторону охотничьего дома, и Миша увидел, как самолет клюнул носом и стал снижаться.
«Уже пошел на посадку», — сообразил он.
Но ведь самолет с красными звездами сел на поле, примыкающем к охотничьему дому, а там вчера вечером остался Бобренок с товарищами. Выходит, это майор вызвал самолет. Вчера ему на помощь примчался танк с автоматчиками, а сегодня — самолет. Это вовсе не удивило Мишу — он сразу разглядел в майоре большое начальство. Юноша подумал немного и бросился к конюшне. Взял седло и уздечку, перескочил через жерди загона, но жеребец разыгрался и не шел к нему. Миша громко обругал вороного и все же, приноровившись, поймал и взнуздал его. Накинул седло, туго затянул подпругу и, открыв ворота загона, вскочил на коня. Не сдерживал жеребца, наоборот, хлестнул прутом, и тот помчался прямо по засеянному полю к дороге, ведущей в обход Штокдорфа к парку фон Шенка.
А Миша все подгонял вороного. Юношу бросало в седле, едва держался. Ему казалось, конь подведет его и он прозевает самое интересное. На мгновение мелькнула мысль, что нарушает приказ майора, отославшего его, однако тут же успокоился: это ведь было вчера — действительно, Бобренок приказал ему возвратиться домой, но с тех пор прошла целая ночь, и теперь он может понадобиться майору.
14
Когда за Крауссом закрылись двери охотничьего дома, Мохнюк перебежал за кустами к месту, где затаился Бобренок. Привалился к майору, выдохнув ему в ухо:
— Он... Сам штурмбанфюрер Краусс!..
Бобренок успокаивающе похлопал его по плечу:
— Я так и понял.
— Видите, что придумали: наш самолет... И где смогли взять?
Бобренок свистнул дроздом, и чуть ли не сразу из сиреневых зарослей вынырнул Толкунов. Победно улыбался.
— Слетелись пташечки, — сказал он возбужденно, — и сейчас мы их накроем...
— Да, теперь уж никуда не денутся, — согласился Бобренок.
— А какой наглый! — воскликнул Толкунов. — Ты видел: шел по аллее, как у себя дома.
— Привык. Наверно, не раз бывал у фон Шенка. И это нам на руку. — Бобренок, помолчав немного, продолжал: — Будем брать их возле ворот, где твоя засада, старлей. Там кусты подступают к самой аллее. Мы с капитаном дождемся их у самых ворот, а ты подстрахуешь
— А самолет? — спросил Толкунов. — Неужели выпустим? Может, раньше возьмем пилота?
Бобренок решительно покачал головой:
— К самолету надо идти полем, незаметно не подберешься. Пилот может заметить опасность и успеет поднять машину в воздух. Как тогда брать Краусса с компанией?
— Жаль.
— Думаешь, мне не жаль? Попробуем взять их аккуратно, а потом уже пилота...
— Точно! — Толкунов засунул ладони под мышки, отогревая. — Пошли, майор, надо разделаться поскорее с этой сволочью.
Сразу за воротами начинались буйные заросли каких-то кустов, заслонявших калитку со стороны поля. Пилот не мог видеть, что делается тут. Высокий деревянный забор огораживал парк. Когда-то, вероятно еще до войны, его покрасили зеленой масляной краской, чтобы не выделялся среди кустов и деревьев, но от солнца и дождей краска пожелтела и кое-где облупилась, а доски рассохлись, образовав щели. Выбрав удобную позицию за воротами, Бобренок стал правее калитки и прилип глазом к промежутку между досками, выглядывая эсэсовцев. Должны появиться с минуты на минуту: вон пилот нетерпеливо расхаживает по полю — наверно, считает секунды...
Отчего же ему волноваться, подумал Бобренок, небо чистое, на поле ни души, только по дороге, сбегающей с холма, движется одинокая фигура — скорее всего, крестьянин из Штокдорфа. Может, пришел взглянуть на озимые или спешит в гости к знакомым. Правда, немцы теперь, возможно, не ходят в гости — хотя война в основном и миновала эти места, осторожность не повредит. Вон самолет с красными звездами почему-то приземлился, примяв озимые, далеко от ближайшего советского гарнизона...
Бобренок повел плечами, сбрасывая напряжение: можно немного расслабиться, пока аллея пуста. От поворота до ворот пятнадцать — семнадцать шагов, значит, у них с Толкуновым будет около десяти секунд, чтобы приготовиться. А это не так уж и мало, даже много. У них с капитаном бывали случаи, когда вопросы жизни или смерти решались в течение секунды или двух. Теперь же в их распоряжении секунд восемь или десять для абсолютной готовности.
Но фактически они готовы... Интересно, сколько человек будет с Крауссом? Судя по сообщению Мохнюка — двое: Кранке и Валбицын... Да кто знает, могли прихватить и охрану. Это, конечно, усложнит задание, но они с Толкуновым уверены, что справятся и с четырьмя, к тому же должен помочь и Мохнюк.
Если успеет...
Ведь успех схватки тут, у ворот, решат секунды, а Мохнюк подстраховывает тыл, он должен вступить в игру при условии, если кому-то из эсэсовцев удастся избежать ловушки, точнее, удрать. Старший лейтенант знает, что делать: брать по возможности живыми, стрелять по ногам...
Бобренок на какой-то миг оторвался от щели, лишь немного пошевелившись, но и этого едва уловимого движения было достаточно: капитан воспринял его как знак тревоги и всем корпусом подался вперед. Бобренок увидел, как побелели у него суставы на руке, сжимавшей рукоятку пистолета. Он покачал головой. Толкунов тотчас расслабился, улыбнувшись Бобренку — искренне и открыто, будто они вовсе не ждали эсэсовцев и нет впереди смертельной схватки.
А они все не шли...
Солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом и начало припекать Бобренку плечо, истома разлилась по телу. Вдруг шевельнулось сомнение: а если Краусс обманул их и выбирается сейчас из усадьбы фон Шенка совсем другим путем?