Шрифт:
Глава 1
Поскольку эти бумаги были вручены мне для подготовки их к печати, я начну с напоминания публике о печальной гибели парохода «Стрэтфорд», который отправился год назад в плавание с целью изучения океанографии и глубоководной жизни. Экспедиция была организована доктором Маракотом, знаменитым автором «Псевдокоралловых образований» и «Морфологии пластинчатожаберных». С доктором Маракотом на борту был мистер Сайрес Хедли, в прошлом ассистент Института зоологии в Кембридже, Массачусетс, на момент экспедиции – студент Оксфорда, стипендиат Родса. Капитан Хоуи, опытный мореплаватель, стоял во главе этого корабля с командой из двадцати трех человек, среди которых был механик-американец из «Меррибэнк Уоркс», Филадельфия.
Вся эта компания исчезла практически бесследно; единственную весть
С подготовкой экспедиции «Стрэтфорда» были связаны некоторые странности, вызывавшие толки в то время. Одной из них была необычная секретность, соблюдаемая профессором Маракотом. Его нелюбовь и недоверие к Прессе были широко известны, однако в этом случае они доходили у него просто до крайности, когда он не только не желал сообщить хоть что-нибудь репортерам, но и не разрешал представителю ни одной газеты ступить на борт корабля в течение всего многонедельного стояния в доке Элберта. Ходили слухи о корабле какой-то совершенно необычной и принципиально новой конструкции, благодаря которой он сможет работать в глубинах океана, и слухи эти подтверждали на верфи Хантера и компании, что в Западном Хартлпуле, где, собственно, эти конструкционные изменения и воплощались в жизнь. Однажды распространилась новость, что у этого корабля все днище отделяется, и это привлекло тогда внимание страховщиков Ллойда, которых удалось, хоть и с некоторым трудом, успокоить по поводу безопасности этого новшества. Новость эта вскоре была забыта, однако обрела важность сейчас, когда к судьбе экспедиции еще раз было привлечено внимание публики таким необычным способом.
Вот все, что можно сказать о том, как начиналось плавание «Стрэтфорда». Сейчас имеется четыре документа, в которых изложены факты, насколько они известны. Первый – письмо, которое было написано мистером Сайресом Хедли из столицы Гран-Канарии своему другу сэру Джеймсу Тэлботу из Тринити колледжа, Оксфорд, при единственном, насколько известно, удобном случае, а именно, когда «Стрэтфорд» причалил к берегу после выхода из Темзы. Второй – эта странная радиограмма, о которой я уже упоминал. Третий – это та часть судового журнала «Арабеллы Ноулс», которая касается стекловидного шара. Четвертый и последний – это поразительное содержимое той коробки, которое либо представляет собой весьма жестокую и сложную мистификацию, либо открывает новую главу в человеческом опыте, важность которой невозможно переоценить. Сказав все это в качестве предисловия, я теперь приведу вам письмо мистера Хедли, которым располагаю благодаря любезности сэра Джеймса Тэлбота, и которое ранее не публиковалось. Оно датировано 18-м октября 1926 года.
Я пишу тебе это письмо, мой дорогой Тэлбот, из Порты де ла Лус, в которую мы зашли на несколько дней, чтобы отдохнуть. Моим главным собеседником, составлявшим мне компанию во время плавания, был Билл Скенлен, главный механик, который, будучи моим соотечественником и человеком очень занимательным, естественным образом стал и моим приятелем. Однако сегодня утром я в одиночестве, так как у него – «свидание с юбкой», как он это называет. Дело в том, что он разговаривает именно таким языком, какой ожидают англичане от каждого настоящего американца. Его бы они запросто приняли за американца, причем чистокровного. Мое нежелание давать им хотя бы намек, чтобы они думали, будто я англичанин, заставляет меня «полагать» и «считать», когда я общаюсь с моими друзьями-англичанами. Я убежден, что они никогда бы не догадались, что я – янки, если бы я этих слов не произносил. Однако с тобой я не в таких отношениях, поэтому с самого начала хочу тебя заверить, что ты не найдешь ничего, кроме чистого Оксфорда, в том послании, которое я сейчас пишу тебе.
Ты встречался с Маракотом в «Митре», поэтому знаешь уже, какой он «сухарь», причем заплесневелый. Кажется, я уже говорил тебе, как получилось, что он выбрал меня для этой работы. Он обратился с запросом к старику Сомервиллю из Зоологического института, который послал ему мой отмеченный наградой доклад о пелагических крабах, и это решило все дело. Нет, это, конечно же, просто великолепно – отправиться на такое близкое моим научным интересам задание, но только не с такой анимированной мумией, как Маракот. У него какое-то нечеловеческое стремление к самоизоляции и нечеловеческая же поглощенность своей работой. «Чемпион мира по занудству», – говорит о нем Билл Скенлен. И все же нельзя не восхищаться такой полной самоотдачей. Для него не существует ничего, кроме его науки. Помню, как ты смеялся, когда я спросил его, что мне нужно прочитать, чтобы подготовиться к моей будущей работе, а он ответил, что в качестве серьезного исследования я должен прочесть собрание его собственных трудов, а в качестве развлечения – труды Геккеля о планктоне.
Я знаю его сейчас отнюдь не больше, чем тогда, в той малой гостиной с окнами, выходящими на Оксфорд-стрит. Он ничего не говорит, а его вытянутое, строгое лицо, как у Савонаролы, или, скорее, как у Торквемады, никогда не смягчается до добродушного. Длинный, тонкий, задиристый нос; пара маленьких, сверкающих серых глаз, близко посаженных под соломенной крышей из густых бровей; тонкие, постоянно сжатые губы, впалые щеки, изможденные от постоянных мыслей и аскетической жизни, – все это выглядит совершенно не по-компанейски. Он живет на какой-то интеллектуальной вершине вне досягаемости простых смертных. Иногда мне кажется, что он немножко сумасшедший. Взять, к примеру, хотя бы этот странный аппарат, который он сконструировал… но я не буду забегать вперед – расскажу тебе все по порядку, и тогда ты сможешь сам обо всем судить.
Я расскажу тебе о нашем плавании с самого его начала. «Стрэтфорд» – прекрасный мореходный небольшой корабль, специально приспособленный для целей экспедиции, водоизмещением в тысячу двести тонн, с чистыми палубами, достаточно широкий, оснащенный всевозможными приспособлениями для зондирования, трала, дноуглубления и буксировки сетей. Конечно же, на нем есть мощные паровые лебедки для буксировки тралов, и еще множество других самых разных приспособлений, как достаточно знакомых, так и тех, чье назначение неясно. Под ними размещены удобные каюты с хорошо оснащенной лабораторией для наших специальных исследований.
Еще до нашего отплытия наш корабль называли «кораблем-загадкой», и я вскоре убедился, что не зря. Начало нашего плавания было достаточно обычным. Мы отошли немного вглубь Северного моря и раза два забросили наши тралы, но, поскольку средняя глубина здесь немногим более шестидесяти футов, а мы специально оснащены для глубоководной работы, это показалось довольно-таки пустой тратой времени. Так или иначе, кроме известных видов рыбы, налима, кальмаров, медуз и некоторых терригенных донных отложений обычной аллювиальной глины и ила, мы не нашли ничего, о чем стоило бы писать в письме домой. Затем мы обогнули Шотландию, прошли вблизи Фарерских островов и вышли к гряде островов Вайвилля-Томпсона, где нам повезло больше. Оттуда мы проделали путь на юг, к нашему району плавания, который находится между побережьем Африки и этими островами. Одной безлунной ночью мы чуть не сели на мель у Фуэртевентуры, но, кроме этого, никаких иных происшествий на нашем пути не было.
В течение этих первых недель плавания я пытался завязать дружбу с Маракотом, но это оказалось задачей очень непростой. Прежде всего, он самый отрешенный и рассеянный человек в мире. Ты, наверно, помнишь свою улыбку при виде того, как он протягивает пенни мальчику-лифтеру, думая, что заходит в трамвай, а не в лифт. Половину времени своего бодрствования он погружен в свои мысли, причем настолько, что, похоже, едва отдает себе отчет в том, где находится или что делает. Затем – и это во-вторых, – он скрытен до крайности. Он постоянно работает над документами и графиками, которые быстро перемешивает и убирает со стола, когда я, бывает, случайно захожу в каюту. У меня сложилось твердое убеждение, что у этого человека есть какой-то тайный замысел, но до тех пор, пока мы не причалим к какому-нибудь порту, он его не раскроет. Такое впечатление сложилось у меня, и я вижу, что и Билл Скенлен придерживается того же мнения.