Марджори в поисках пути
Шрифт:
Одним дождливым вечером в конце марта Ноэль взял ее на музыкальную комедию. Когда они вышли покурить после первого акта, Марджори заметила хорошо знакомые признаки депрессии. Он избегал ее взгляда и часто тер рукой лоб. Его голос оставался ровным и нежным.
— Это несомненный успех. Я знаю ребят, которые написали это. Они ставили летние спектакли в Кемп-Парадиз в течение нескольких лет. Возможно, в одну из этих декад я тоже напишу пьесу.
— В ближайшие месяцы у тебя
Он улыбнулся ей.
— Подожди говорить такие вещи.
— Ноэль! Конечно, это Ноэль! — сказала какая-то женщина.
На лице Ноэля отразилось удивление. Затем он улыбнулся.
— Привет, Мюриель. Как дела? Ты выглядишь, как всегда, чудесно.
— Сколько лет прошло?
Платье Мюриель было из тафты цвета ржавчины, ее украшало множество бриллиантов. У нее был крошечный нос, острый подбородок, худые щеки, ее черные волосы казались покрытыми лаком. Двумя пальцами она держала сигарету.
— Не рассчитывай на них, — сказал Ноэль. — Второй акт тебе не понравится. Как твои дела? Дети? Муж?
— Все прекрасно. — Она оглядела толпу. — Я скажу Марти, что ты здесь. Он будет поражен.
— Марджори Моргенштерн, — представил Ноэль, — миссис Хатс.
Они кивнули друг другу. Миссис Хатс взглянула на Марджори и снова повернулась к Ноэлю.
— У тебя есть секрет? Ты действительно Питер Пэн? Ты не изменился.
— Дориан Грей.
— Я всегда ищу твое имя в театральных колонках и не нахожу его.
— Я становлюсь монахом, Мюриель. Так случилось, что сегодня вечером я оказался в суетном мире. Я опоздал на вечернюю молитву.
— Ты монах? — Женщина посмотрела на Марджори и нервно засмеялась.
— Может быть, мы выйдем вместе и выпьем где-нибудь после спектакля?
— Ты не опоздаешь на поезд?
— Мы приехали на машине.
Она положила руку ему на плечо.
— Пожалуйста, посмотри на меня. Я так рада видеть тебя. Это изумительно. Ты совсем не изменился.
Погасив свою сигарету, она улыбнулась Марджори и двинулась в сторону зрителей. Ноэль мягко сказал Марджори:
— Ты, наверно, догадалась, кто это?
— Это не может быть та Мюриель, о которой ты мне рассказывал. Ей уже около тридцати пяти.
— Тем не менее это Мюриель. Мюриель Вейсфрейд. И ей тридцать три.
Он бросил сигарету и наступил на нее.
— Пойдем на свои места.
Когда они сели, Марджори сказала:
— Она действительно неплохо выглядит для тридцати трех. Ты говорил, что она такая красавица, но она похожа на разряженную провинциалку.
— Разряженную провинциалку…
— Что-то не так?
— Ты не чувствуешь холода? Сейчас ты произнесла свою собственную эпитафию.
— Замолчи. Я умру прежде, чем буду жить где-нибудь, кроме Манхэттена.
— Обещаешь?
— Конечно. Я не выношу провинцию.
— И ты не изменишь свое мнение и не потащишь туда мужа, после того как заведешь одного или двух детей, потому что все твои друзья делают это, а трава и свежий воздух изумительны для детей?
— Нет, я не буду делать этого.
— Ладно. Я думаю, что ты заметила роскошный камень у нее на пальце?
— Действительно нет. Я смотрела на ее лицо, пытаясь увидеть то, что ты нашел в ней.
— Поверь мне, Марджори, у нее было лицо ангела.
Зазвучала музыка, и погас свет. Он нагнулся.
— Я очень устал.
Когда спектакль закончился, Ноэль поднял голову, слушая аплодисменты.
— Успех, несомненный успех.
Он взял свое пальто.
— Давай, моя прелесть, посмотри, не сможем ли мы избежать Мюриель?
Аудитория еще аплодировала, когда они быстро двигались к двери. Тротуар был мокрый и черный, с огненными полосками, отраженными от электрических вывесок. Дождь кончился. Они дошли до угла Бродвея и остановились в нерешительности.
— Что ты скажешь об оглушительном джазе в небольшом темном погребке? — спросил Ноэль.
— Как хочешь.
— Хорошо. — Он пристально посмотрел вокруг на ярко сверкающие рекламы дискотек, а потом на небо. — Погляди на черное небо и луну в тумане.
— Здесь небо похоже на огнестрельную рану, — поднимая голову, сказала Марджори. — Я никогда не замечала этого.
— Все эти люди движутся к смерти. У них есть несколько лет, а потом они уйдут, как опавшие листья. Но когда последний из них умрет, такая же большая толпа будет спешить по этой мостовой.
— Не будь таким пессимистом. Загорелся зеленый свет. Пошли.
— Можешь ли ты представить себе луну как божий глаз, смотрящий на эту освещенную площадь в темноте? Это должно выглядеть как большая религиозная процессия. Толпы, толпы, марширующие везде, и над ними большими огненными буквами слова: «Курите Кэмел».
— Все кажется глупым с точки зрения смерти. Но что ты хочешь, чтобы все перерезали себе горло? У тебя сейчас плохое настроение. Дело в Мюриель или в чем-то еще. Послушай моего совета: не думай о смерти.
Он сжал ее пальцы.
— У тебя есть привычка сводить мировую мудрость к паре банальных фраз. Ты сводишь всю философию к уровню двадцатилетней девчонки. Как ты объяснишь этот любопытный феномен?
— Философы обычно много говорят, когда они не могут воспринимать мир лучше, чем я.