Марджори в поисках пути
Шрифт:
Когда-то ей казалось, что Ноэль Эрман открыл для нее новый мир — мир, в котором поведение и ценности соответствовали написанному в романах; но сейчас его развязные манеры и шокирующая речь стали казаться ей негативным отпечатком ее собственного мира. Ноэль придумал называть все черное на Вест-Энд-авеню белым, и наоборот. За пределами этого ограниченного мирка, этого постоянного перетягивания каната с Ноэлем, за пределами ее девичьей мечты стать Марджори Морнингстар находился и был там всегда шумный большой мир, где сновали мужчины типа Майкла Идена; и совсем случайно, преследуя Ноэля, она вошла в этот большой мир, и он пугал и волновал ее.
Как
Ноэль отсутствовал, он катался в Альпах, добавил он, и его не ждали раньше, чем через десять дней. Затем он предложил сопровождать ее в Париж и помочь устроиться в разумно дешевом отеле, прежде чем он продолжит путь в Германию; и он оказался очень ловок и проворен в прохождении через таможню, добывании французских денег, общении с носильщиками и переправлении багажа с корабля на парижский поезд. Когда они ближе к вечеру прибыли в Париж, шел дождь, и она побывала только в одном тихом ресторанчике, где прекрасно пообедала (в то время как Иден удовольствовался миской салата и целой буханкой хлеба), и в безвкусно обставленном «Моцарт-отеле», куда он ее поместил.
Перед тем как попрощаться с ней на ночь, стоя в фойе в ожидании скрипучего лифта, Иден сказал отрывисто:
— В твоем распоряжении десять дней. К чему в одиночку слоняться по Парижу? Это время года здесь самое ужасное. Мне придется провести около недели в Цюрихе, прежде чем ехать в Германию. Поехали вместе. Я довезу тебя до Альп. Возможно, мы нападем на след Ноэля. Там не так уж много мест, где он может быть. Вероятно, это твой единственный шанс увидеть Альпы. На них стоит посмотреть.
Лучшее, что она смогла придумать в ответ, стараясь перевести дыхание, было:
— Не думаю, что это приличное предложение.
— Ну конечно, приличное, — возразил Иден без улыбки, — и ты в этом ничуть не сомневаешься.
— Мне казалось, корабельные знакомства на земле неизменно превращаются в скуку.
— Полагаю, все правила имеют исключения. Ты держишься отлично. По-моему, Альпы тебе понравятся. Ну как, поедешь?
За секунду до ответа Марджори подумала о многих вещах: о напряженном одиночестве десятидневного пребывания в чужом большом городе в ожидании Ноэля, о коротком, но сильном припадке Идена на корабле и его поразительно быстром выздоровлении, о ее растущем подозрении, что он вовлечен в тайные или нелегальные дела в Германии, о том, что скажет ее мать, узнав, что она путешествует по Европе с мужчиной, таким, как Иден, если она когда-либо это узнает. Поколебавшись, она посмотрела ему в лицо, спокойное и приветливое, хотя и не изменившее своей отчужденности. Она вовсе не была влюблена в него. Когда она увидела его со шприцем в руке, подобные мысли, находившиеся в самом дальнем углу ее сознания, быстро исчезли, возможно, к лучшему; но она ощущала привязанность, жалость и участие к нему. Несмотря на свои эксцентричные черты, он был прекрасным спутником (в хорошем настроении), и если кого-то можно назвать порядочным, он был именно таким.
Она спросила:
— Интересно, как ты будешь шокирован, если я скажу «да»?
— Шокирован? — Его улыбка была приятной и легкой. — Я буду очень рад. Мне хорошо, когда ты рядом, вот и все.
— Ну, — сказала она, — у меня больше не осталось достоинства, это точно. Раз уж я последовала за Ноэлем так далеко, я могу преследовать
— Отлично! Это действительно будет весело, обещаю тебе.
— Если бы моя мама узнала, что я собираюсь делать, она бы убила меня. Но двум смертям не бывать, а одной не миновать. Не думаю, будто хоть одна живая душа поверит, что у нас не роман. Мне наплевать.
— А теперь представь, — произнес Иден и довольно кисло усмехнулся, — я не могу не упомянуть об этом — представь, что мы все же найдем Ноэля, путешествуя вместе? Все может быть.
— А, Ноэль… Представляю, как это поднимет мой престиж в его глазах. Возможно, именно такая встряска ему и нужна.
Сидя на кровати в Цюрихе, докуривая сигарету, Марджори улыбнулась и зевнула. Хотя она полностью зависела от Майкла, она чувствовала острое наслаждение от своей дерзости, от того, что она была в Швейцарии с Иденом. Что бы ни случилось в последующие десять дней, скучными они не будут. По крайней мере, завтра в это же время она, может быть, будет ужинать с Ноэлем или с ним и с Иденом вместе — стимулирующая перспектива.
Снотворное начало действовать. Она заснула и проспала двенадцать часов без сновидений.
Утром под ее дверью оказался запечатанный конверт с почерком Идена, внутри него были швейцарские деньги и записка:
«Прости, вынужден был рано уехать по делу. Обзвонил несколько лыжных баз. Пока Ноэля нигде нет. Вернусь к коктейлю и ужину, позвоню тебе в номер примерно в пять. По этому городу ты можешь передвигаться, используя английский и школьный французский. Не покупай слишком много часов с кукушкой. Ты мне должна 50 долларов, я давал сдачу за тебя.
Майкл».
Она уже разбиралась в почерках и стала изучать почерк Идена. Он был вертикальный, четкий, разочаровывающе простой; от человека, изучающего почерки, она ожидала утонченной элегантности. Она припомнила, что у Ноэля почерк был гораздо более выразительный — буквы изящно изогнуты, «t» перечеркнуты с сильным наклоном вверх, заглавные буквы красиво выделяются. Марджори ничего не могла сказать о почерке Идена, кроме того, что его очень легко было прочесть.
Она вышла и стала бродить по Цюриху, чувствуя себя одиноко и неловко. Это был аккуратный, респектабельно выглядевший город, но он перестал волновать ее, как только она привыкла к многоязычным вывескам, к иному виду машин и полисменов, к свежему чистому воздуху, который в ее сознании не увязывался с улицами города. Чтобы занять утро, она купила наручные часы для Сета и перекусила в придорожном ресторане, где подавали прекрасный кофе с шоколадным печеньем.
В половине четвертого она вернулась в отель и вздремнула; проснувшись после пяти, она позвонила Идену в номер. Ответа не было. Она приняла ванну и оделась, затем в половине шестого снова позвонила — и опять без ответа. Одетая к ужину вплоть до шляпы, голодная, она уселась читать «Тома Джонса» и нервно курила до половины восьмого. Она перечитала записку Идена, чтобы убедиться в том, что она правильно поняла ее; снова позвонила ему, затем, борясь с беспокойством, позвонила администратору и спросила, не выписался ли мистер Иден из гостиницы. Нет, последовал вежливый ответ, он все еще был зарегистрирован; нет, он не оставлял для нее весточки.