Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
Шрифт:
В ожидании массированных налетов люфтваффе из Лондона было эвакуировано более миллиона женщин и детей, которые нашли приют в домах англичан, живущих в сельской местности. Одно время группа из девяти эвакуированных жила у Черчиллей в Чартуэлле, загородном особняке Уинстона в графстве Кент {14}. Семейство Робертсов тоже приняло гостью: родители девочки, с которой Мюриел дружила по переписке, прислали письмо с просьбой приютить ее. Семнадцатилетняя Эдит, еврейка по национальности, жила в Вене, куда Мюриел и писала ей, выполняя школьное задание. Когда в 1938 году к столице Австрии с грохотом катились танки гитлеровского вермахта, осуществляя аншлюс, родители Эдит обратились к Робертсам с просьбой принять их дочь. Алф немедленно дал согласие. Эдит приехала и рассказала немало историй о зверствах нацистов. Маргарет часами просиживала с ней, завороженно слушая и ужасаясь. Встреча с Эдит помогла ей гораздо глубже своих сверстников
В октябре 1939 года, когда Маргарет исполнилось четырнадцать лет и Грантем еще не подвергся массированным бомбардировкам, в помещении Кестевенской школы начали заниматься ученицы Камденской женской школы, эвакуированной из Лондона. Маргарет и ее соученицы учились в утреннюю смену, а девочки из Камденской школы — в вечернюю После того как Грантем начали бомбить, учениц Камденской школы перевели в Аппингем. Во время одного налета бомба едва не разнесла здание школы. Немецкий бомбардировщик, уходя от огня зениток, снизился и при подлете к школе сбросил несколько фугасок, которые цепочкой легли на спортивную площадку; последняя из бомб взорвалась прямо перед стеной главного корпуса. В августе 1940 года, когда началась трехмесячная «Битва за Англию», Германия бросила около 1400 бомбардировщиков и 1000 «мессершмиттов» против менее чем 900 английских «спитфайров» и «харрикейнов». Победа английских военно-воздушных сил дала Черчиллю основание сказать: «Никогда еще в истории военных конфликтов столь многие не были стольким обязаны столь немногим». Блиц (массированные ночные налеты на Лондон), начавшийся в сентябре и продлившийся до весны 1941 года, унес жизни 30 000 лондонцев, но Англия ни на миг не дрогнула.
Вступили в силу правила затемнения, жителям раздали противогазы. На школьном дворе появились два бомбоубежища; ученицы Кестевенской школы принялись за работу: проводили сбор средств, набивали мешки песком, помогали собирать урожай, смотрели учебно-пропагандистские фильмы. В доме Робертсов не было подвального этажа, поэтому при звуках сирен воздушной тревоги члены семейства залезали под обеденный стол. Прежде чем нырнуть под стол, Маргарет обычно хватала учебники и тетради {15}. Алф читал все, что мог достать, о войне, Германии, державах оси «Берлин — Рим», государствах-союзниках, намерениях США и выкладывал то, что почерпнул, в застольных разговорах. Собравшись вокруг радио, Робертсы и Эдит затаив дыхание внимали словам Черчилля.
Ошеломленные, потрясенные, слушали они в конце мая 1940 года сообщения, об эвакуации под огнем из Дюнкерка, где на сотнях судов удалось вывезти из Франции 350 000 солдат и офицеров — некоторые добирались до шлюпок по шею в воде, в то время как гитлеровская авиация бомбила и поливала огнем из пулеметов эвакуировавшиеся войска. А 4 июня, в день завершения эвакуации, Маргарет с дрожью волнения слушала речь Черчилля, сплотившую его соотечественников. «Мы будем стоять до конца, — поклялся он. — Мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах. Мы будем защищать наш остров любой ценой; мы будем сражаться на побережьях; мы будем сражаться на аэродромах; мы будем сражаться в полях и на улицах; мы будем сражаться в горах. Мы не сдадимся никогда». После того как через десять дней пал Париж, британцы стоически приготовились к худшему.
Алф, ставший в 1936 году самым молодым членом городского совета Грантема, был назначен уполномоченным по продовольствию и осуществлял надзор за рационированием в городе продуктов питания. В разгар войны, в 1943 году, он стал мэром, и это еще больше вовлекло семейство Робертсов в деятельность во имя победы. Роль, которую довелось играть Алфу, волнующие речи Черчилля и рассказы Эдит начали превращать и без того патриотически настроенную Маргарет в законченную ура-патриотку.
В отроческие годы мальчики не занимали никакого места в жизни Маргарет. Грантем был наводнен солдатами с соседних авиабаз, но встречаться с ними категорически запрещалось. Раз уж кестевенским школьницам не разрешалось ходить из школы домой в компании учеников местной частной приготовительной школы, Королевской школы имени Исаака Ньютона, то что уж тут говорить о солдатах! Маргарет не имела причины расстраиваться из-за подобных ограничений, но в глубине души мальчики интересовали ее больше, чем она показывала. Вечно занятая уроками или помогающая в лавке, она никогда не ходила на танцы в школу или в кино с мальчиками, хотя некоторые ее одноклассницы назначали свидания и субботними вечерами бегали на танцульки. «Это выглядело очень заманчиво, и мне бы хотелось пойти, — с легким сожалением призналась она, — но мы с сестрой не умели танцевать» {16}. Для Маргарет целым событием было пойти в кафе «Кэтлинс» и съесть порцию пломбира с сиропом, но и там она бывала без мальчиков. Развитая не по годам во многих отношениях, Маргарет отставала от сверстниц в том, что касалось отношений с противоположным полом.
Мюриел уехала из дома учиться на физиотерапевта, и с приближением дня окончания Кестевенской школы Маргарет принялась строить свои собственные планы на будущее. Под влиянием Киплинга она склонялась к тому, чтобы поступить на государственную гражданскую службу и поехать работать куда-нибудь в Индию, но директриса Кестевенской школы Дороти Гиллис постаралась отговорить ее: на государственную службу принимают немногих женщин, да и служить в Индии чрезвычайно трудно. «Тем более стоило бы попытаться», — отвечала Маргарет, но все же решила поступать на естественнонаучное отделение университета. Ее интерес к науке объяснялся несколькими причинами. Ей хорошо давались биология и математика, а одной из любимых ее учительниц была преподавательница химии Кейти Кей. Другой причиной явилось то, что, по ее словам, «мы тогда считали, что нет таких проблем, которых не могла бы решить наука». Впрочем, ее выбор определялся и соображениями более прагматического свойства. В Англии военных лет были еще слишком свежи воспоминания о кризисе, а научная специальность, как твердо знала Маргарет, всегда гарантирует ей работу. Наконец, изучать химию стремились немногие абитуриентки по сравнению с желающими изучать гуманитарные науки. Естественнонаучная специализация значительно повышала ее шансы быть принятой в один из лучших университетов.
И почти сразу она засомневалась в правильности своего решения — что ей несвойственно. В шестнадцатилетнем возрасте, когда у нее свежи были воспоминания о предвыборной кампании Уоррендера, она приняла участие в еще одной кампании. На этот раз ее кандидат, сэр Артур Лонгмор, потерпел поражение, но это вновь подогрело ее интерес к политике.
Алф, который был не только членом муниципалитета, но и мировым судьей, поощрял этот ее интерес. Он брал с собою Маргарет, раз уж у него не было сына, в Грантемский городской суд, где ее завораживали все эти формализованные аргументы, юридические резюме и сама театральная обстановка зала суда. Однажды за ленчем в обществе отца и юриста Нормана Уиннинга она посетовала, что дала маху, решив учиться на химика. Теперь она хотела бы стать юристом, но слишком далеко зашла, специализируясь в области науки. Она совершила ужасную ошибку и чувствует, что угодила в ловушку.
Чепуха, возразил Уиннинг, сам окончивший физический факультет. Научная подготовка вам не повредит, наоборот, поможет. Продолжайте штудировать химию, посоветовал он, получите научную степень, а затем пойдете учиться на юриста. Благодаря такому сочетанию дисциплин вы по-настоящему натренируете свой ум и облегчите себе доступ в такие заповедные области, как патентное право, где работа специалистов высоко оплачивается. Этот совет снял у нее камень с сердца. Много лет спустя она скажет: «Тот разговор с мистером Уиннингом стал для меня воистину решающим» {17}.
После того как в 1941 году в Оксфорд приняли ее подругу Маргарет Гудрич, шестнадцатилетняя Маргарет решила как только можно скорей последовать ее примеру {18}. Директриса мисс Гиллис пыталась переубедить ее; ей казалось, что Маргарет слишком уж торопится. Подождите поступать годик-другой, посоветовала мисс Гиллис. Маргарет это взбесило. Выскочив из кабинета директрисы с пунцовым от гнева лицом, она заявила своей подруге Гудрич, что Гиллис «пытается помешать мне осуществить мою мечту». Ничего подобного у директрисы и в мыслях не было. Она признавала, что Маргарет Робертс — одна из лучших учениц Кестевенской школы, но считала, что ей следует поучиться еще какое-то время в средней школе, чтобы отшлифовать свои манеры и избавиться от школярской назидательности. Гиллис была убеждена в том, что Маргарет — чрезмерно честолюбивая, чрезмерно поощряемая в своем честолюбии отцом — слишком молода для поступления в университет. Все это так и было.
Но Маргарет приняла решение и взялась за подготовку. В Кестевенской школе не преподавали латынь, экзамен по которой требовалось сдавать при поступлении в Оксфорд, так что ей пришлось, занимаясь частным образом с репетитором, за год одолеть курс обучения латыни, рассчитанный на четыре года. В семнадцать лет она выдержала вступительные экзамены в Оксфорд и получила высшие оценки по латыни, что очень ее порадовало. Но радость радостью, а недоброе чувство к мисс Гиллис Маргарет затаила на долгие годы. В 1960 году, почти через двадцать лет, она, уже будучи членом парламента, приехала в Кестевенскую школу в качестве почетной гостьи на сбор бывших учениц. Мисс Гиллис, вышедшая на пенсию и постаревшая, обратилась к собравшимся с речью, в которой неправильно употребила какое-то латинское выражение. Следом на трибуну поднялась Тэтчер и подчеркнуто поправила свою старую директрису. Ее однокашницы были неприятно поражены {19}. Вообще, при всех своих успехах она так и не сумела до конца преодолеть в себе эту черту — злопамятность.