Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

Огден Крис

После того как Вильсон победил на выборах Хита в 1974 году, лейбористская партия, действовавшая в согласии с профсоюзами, разочаровалась в своих прежних союзниках. Барбара Касл, талантливая и раздражительная лейбористская деятельница, бывшая министром, ответственным за отношения с профсоюзами, излила свою досаду на страницах дневника. «Мы осыпали их благодеяниями, — записала она в 1975 году, — а они ничего не дали нам взамен». В следующем, 1976 году член парламента — консерватор Норман Синджон Стивас, впоследствии министр по делам искусства в кабинете Тэтчер, в отчаянии писал: «Никакое правительство в Англии не может рассчитывать сегодня на успех, не заручившись доброжелательным отношением профсоюзов».

После

«зимы тревоги» 1979 года даже избиратели, традиционно голосовавшие за лейбористов, находили обещания тори обрушиться на профсоюзы все более привлекательными. Тэтчер поспешила воспользоваться этим положением. Она хотела положить предел требованиям профсоюзов и четко обозначить свою позицию. В свете инфляции, уже выросшей до ужасающей величины в 17 процентов, она стремилась ограничить способность профсоюзов добиваться крупных надбавок к зарплате и тем самым подстегивать дальнейший рост инфляции. С этой целью она поручила министру по делам занятости Джеймсу Прайору безотлагательно обнародовать правительственный план профсоюзной реформы в июле 1979 года. Главными компонентами реформы были запрещение вторичного пикетирования, или пикетирования солидарности, призванного помешать расширению забастовок; попытка разрушить систему «закрытых предприятий», где прием на работу открыт только для членов данного профсоюза; наконец, поощрение процедуры тайного голосования при проведении выборов, с тем чтобы ограничить как принуждение, так и представительное голосование.

Профсоюзы снова рвали и метали. «Брошен серьезный вызов имеющимся у рабочих и у их профсоюзов правам», — заявил генеральный секретарь Британского конгресса тред-юнионов Леон Марри. Но Тэтчер была готова к бою. «Мы имеем абсолютно законный мандат на осуществление этих предложений, — настойчиво утверждала она в ходе жарких дебатов в палате общин. — Они отвечают желанию народа… В значительной мере благодаря этим предложениям мы получили более широкую, чем когда бы то ни было, поддержку со стороны членов профсоюзов».

А тем временем потерпевшая поражение лейбористская партия, которой на ближайшие пять лет пришлось уйти в оппозицию, замкнулась в себе. На выборах она набрала на два с лишним миллиона голосов меньше, чем консерваторы, и исчерпала свой интеллектуальный потенциал; ее мыслители и мудрецы, выдвинувшиеся еще в довоенные времена, поумирали или ушли на покой. К концу 70-х годов в лейбористской партии не было лидеров, которые соединяли бы идеологический энтузиазм с интеллектом. Акции социализма падали, особенно в том, что касалось государственной собственности, и маятник снова качнулся в сторону свободы предпринимательства. Об этом свидетельствовали голоса сотен тысяч членов профсоюзов, отданные в 1979 году Маргарет Тэтчер.

Когда Каллаган потерпел поражение от Тэтчер, он в свои шестьдесят семь лет был человеком выдохшимся и измотанным — измотанным не в последнюю очередь стараниями преодолеть раздоры в рядах своей собственной партии. Не будучи идеологом сам, более того, недоверчиво относясь к любому человеку, одержимому идеологией, он с тревогой взирал на радикальный консерватизм Тэтчер, который, по его убеждению, вел прямо к расколу страны. Зная, что он не сможет и дальше оставаться лидером, Каллаган намеревался уйти, но прежде он хотел сплотить лейбористскую партию и привести ее в более организованный и боеспособный вид. Идея хорошая, но нереалистичная. Неудивительно, что Каллагану так и не удалось осуществить ее.

Дела у лейбористской партии обстояли из рук вон плохо. Ее членский состав резко сократился, а на уровне местных организаций власть в партии захватили активисты непримиримо левого толка. К числу наиболее известных из них принадлежал Тони Бенн, аристократ, отказавшийся от наследственного титула виконта, а вместе с ним и от своего полного великосветского имени Энтони Веджвуд Бенн. Сторонники Бенна выступали против центристской политики таких умеренных деятелей, как Каллаган и его предполагаемый преемник Хили, почти с таким же пылом, как и против программы Тэтчер. Ко времени, когда в октябре 1979 года партия собралась на свою ежегодную конференцию, позиции противоборствующих сторон уже были четко обозначены. Само же столкновение напоминало бой боксеров-профессионалов.

Бенн и левые обрушили град ударов непосредственно на Каллагана, возлагая на него вину за поражение на выборах. Ораторы обвиняли руководство партии в отступничестве, в замене подлинного и неизменного социалистического учения «разбавленным консерватизмом». Каллаган, сохраняя достоинство, пытался защищаться. Он был прав, утверждая, что в поражении партии виноваты не столько ее принципы и политика, столько «зима тревоги» и забастовки. «Давайте постараемся не тратить критический запал друг против друга, — урезонивал он. — Давайте для разнообразия покритикуем консерваторов». Но с его словами теперь мало считались. Бенн призывал к революции, к широкомасштабному изменению всего государственного строя Англии, не больше и не меньше. Ликвидация «загнивающего капитализма» означает «взятие под контроль деловых и банковских кругов», открыто заявлял он. Партия даже сделала шаг в этом направлении, торжественно пообещав национализировать вновь все отрасли промышленности, к приватизации которых приступила Тэтчер.

Лейбористы рисковали упустить предоставившуюся им великолепную возможность обрушиться с критикой на правительство. После полутора лет пребывания у власти Тэтчер уже столкнулась с серьезными внутриполитическими трудностями и могла бы стать удобной мишенью для выступающей единым фронтом оппозиции. Надвигался экономический спад. Безработица возросла более чем вдвое и перевалила через психологически болезненный двухмиллионный рубеж. В июле инфляция достигла 21 процента, а процентные ставки поднялись до 16 процентов. Производство же, наоборот, сокращалось, и экономисты-аналитики предсказывали, что в течение года разорятся 7000 фирм. Наконец, точное регулирование денежной массы, это необходимое условие успеха монетаристской политики, совершенно разладилось, дав 30-процентное отклонение от намеченной цифры. Ничто не ладилось.

«Вся экономическая стратегия правительства сталкивается с кризисом доверия, — писала лондонская «Таймс». — Частный сектор, который она обещала возродить к жизни, страдает, тогда как государственный сектор, объект ее атаки, практически не затронут». Но вместо того, чтобы ударить по Тэтчер, лейбористская партия переводила порох, паля по своим. В один из напряженных моментов ежегодной конференции 1980 года левые и центристы учинили драку перед камерами телевидения. Стараясь перекрыть рев 1250 делегатов конференции, председательница Лина Джейгер колотила молотком по столу, пока не покраснела, и во весь голос кричала: «Это не футбольный матч! Мы выставляем себя на посмешище!» Каллаган, словно усталый игрок за чертой поля, наблюдал, бессильный остановить побоище.

Через две недели Каллаган сложил с себя полномочия лидера партии. Он являлся самой популярной политической фигурой в Англии — его рейтинг составлял 47 процентов против 38 процентов у Тэтчер, — но он был человеком вчерашнего дня в своей собственной партии. Пришла пора уступить дорогу новой энергии, новому авторитету. Казалось бы, выбор должен был пасть на Хили, потрудившегося в прошлом и на посту министра финансов, и на посту министра обороны и являвшегося самым опытным человеком в партии после Каллагана. Но Хили, далекий от идеологии, был неприемлем для левых, да и все остальные считали, что с ним будет нелегко иметь дело. Человек блестящих способностей, но резкий в обращении, он нажил себе в продолжение своей карьеры массу врагов, ведя себя как слон в многочисленных партийных посудных лавках.