Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
Шрифт:
Это был он. Шестидесятитрехлетний Эйри Нив, министр по делам Ольстера в теневом кабинете и потенциальный министр по делам Северной Ирландии в правительстве Тэтчер, стал жертвой покушения. Впервые после убийства премьер-министра Спенсера Персевала в 1812 году член парламента был убит в самом парламенте. Ответственность за его убийство взяла на себя объявленная вне закона Ирландская республиканская армия. Террористы прикрепили бомбу к нижней стороне его синего «воксхолла». Гибель Нива явилась для Тэтчер страшным ударом. Он был ее наставником, ее доверенным политическим советником. Он сделал ее лидером партии, умело организовав победу над Хитом. Без него она так и осталась бы заднескамеечницей, возможно, навсегда. Мало того, это был ее лучший друг. Он не принадлежал к категории придворных кавалеров, мнимых влюбленных и дамских угодников. Как и Тэтчер, он был политиком до мозга костей, но не вынашивал честолюбивых планов занять более высокий пост самому. С Эйри она могла не беспокоиться за свои
Тэтчер выступила по телевидению, особо выделив свою первоочередную цель — сокращение налогов. Но потом она на неделю прервала свою предвыборную кампанию — до похорон Нива. После похорон она устроила его вдову на работу в штаб-квартиру партии. Решение на неделю задержаться с развертыванием избирательной кампании и фактически пожертвовать четвертой частью всего отпущенного на нее времени не было чисто эмоциональным актом. Стратегически консерваторы строили свои расчеты на том, чтобы дать Каллагану вырваться вперед: тогда они смогут критиковать его три года правления вместо того, чтобы увязать в полемике, защищая некоторые из наиболее спорных пунктов политической программы Тэтчер. Тактически же стратеги-тори, и особенно Рис, исходили из опасений иного рода. Их беспокоило, что крайняя воинственность Тэтчер подействует на избирателей раздражающе, если они будут видеть и слышать ее слишком часто. Хотя, по данным опросов общественного мнения, ее перевес над соперником увеличился с 6 до 21 процента, они боялись, что в случае, если она станет держаться слишком вызывающе, ее популярность может быстро и непоправимо упасть. Более того, надежда на возможный промах Тэтчер являлась важной составной частью стратегии лейбористов. При этом почему-то не принимался во внимание тот факт, что она дольше, чем Каллаган, была партийным лидером и что он, несмотря на свой огромный опыт министра, тоже впервые участвовал как лидер партии в общенациональных выборах.
Подобно боксерам, пытающимся нащупать друг у друга слабые места, оба не были уверены, как лучше всего атаковать противника. Каллаган наносил критические удары по ее радикализму с его непредвиденными последствиями, по ее антиюнионизму и неопытности во внешнеполитических делах. Но на первых порах он никогда не называл имени Тэтчер и не велел помощникам чернить ее, опасаясь ответной реакции. Тэтчер тоже остерегалась переусердствовать по части личных нападок. Она испытывала искушение придать кампании совершенно негативный характер, но не хотела, чтобы это вылилось в месячник взаимных поношений. Ведь ее тоже забросали бы грязью, притом еще неизвестно, кто выиграл бы больше. Когда Тим Белл показал ей макет плаката, на котором Каллаган был изображен в виде капитана «Титаника», продающего билеты на следующий рейс, она забраковала его. Рекомендация обвинить Каллагана в том, что у него два дома — это, мол, выглядит странно в глазах сторонников лейбористской партии из менее обеспеченных слоев рабочего класса, — была сразу отвергнута. «Но, Боже мой, как вы не понимаете! — воскликнула она, обнаруживая свое знакомство с чаяниями избирателей. — Мы хотим, чтобы у каждого было по два дома» {15}.
В 1979 году женщины составляли более половины контингента избирателей. Большинство склонялось отдать свои голоса консерваторам, но выше всего оценивали Тэтчер женщины из рабочей среды. Женщины, принадлежавшие к среднему классу, находили ее слишком напористой и упрямой. Играя на своей популярности в рабочей среде, она частенько позировала перед фоторепортерами, забегая в бакалейно-гастрономические магазины, делая покупки, складывая их в корзину и демонстрируя знакомство домашней хозяйки с ценами на продукты. В одном торговом центре она разыграла такую сценку: помахивая корзиной, доверху наполненной продуктами, в правой руке и держа в левой полупустую корзину, она возгласила: «В правой руке у меня то, что можно было купить на фунт стерлингов при консервативном правительстве в 1974 году; в левой — что можно купить на него при лейбористском сегодня. Если лейбористы пробудут у власти еще пять лет, я смогу унести все, что можно будет купить на фунт, в конверте».
Избиральная кампания длилась недолго, но нагрузка была тяжелой и утомительной. В семь утра она уже находилась в пути и весь день проводила в бесконечной череде предвыборных мероприятий: куда-то добиралась автобусом, поездом, самолетом, автомобилем, выступала на митингах, совершала с избирателями пешие прогулки, пила с ними чай и кофе, устраивала пресс-конференции. Она любила посещать фабрики. Ей нравилось показывать свои знания в технике, особенно если рядом были мужчины. Она побывала на стольких заводах, что «Спектейтор», еженедельник, симпатизирующий консерваторам, пожурил ее: «Промышленный процесс вызывает у нее искреннее любопытство; какая жалость, что она считает необходимым удовлетворить его во время столь короткой трехнедельной кампании».
Почти всегда рядом был Дэнис, готовый прийти ей на помощь. Часто он с неистовым усердием резал речи на абзацы и склеивал их в другом порядке. Теперь у него прибавилось свободного времени. После того как в 1965 году его семейное дело было выкуплено, он стал богатым человеком. Он продолжал работать в новой компании-учредительнице, «Бирма ойл», куда перешел контрольный пакет акций его фирмы, вплоть до 1975 года, когда его жена стала лидером партии, а он ушел на покой, хотя продолжал заседать в разных правлениях. Ну и, конечно, он активно помогал «боссу». Во время посещения одной фермы, когда Тэтчер, позируя перед фотографами, неловко взяла на руки теленка, Дэнис заметил, что она, как клещами, сдавила несчастному животному горло. «Осторожней, черт возьми, — предупредил он только наполовину в шутку, — не то ты останешься с мертвым теленком на руках».
К ночи она возвращалась на Флад-стрит, хотя порой не раньше двух. Обычно ей оставляли что-нибудь поесть, но во время поздних общих трапез Тэтчер бросалась помогать, носила тарелки, столовое серебро и суетливо следила за тем, чтобы никто не остался голодным. Каждое утро она вставала с рассветом. Свои вещи она укладывала сама, тщательно заворачивая каждое платье в тонкую оберточную бумагу. Если у нее не было запланировано выступление на телевидении, она сама делала себе прическу и макияж. С каждым днем утомительной кампании она, к вящему удивлению публики и ее вконец измотанных сотрудников, выглядела все лучше и лучше. Поднималась она все раньше, спать ложилась все позже, ходила все быстрее и говорила больше, чем кто бы то ни было. Иногда она так уставала и так перевозбуждалась, что не могла заснуть, Однажды она легла в постель на каких-то четыре часа и сказала наутро: «Сна не было ни в одном глазу, я лежала и читала Аристотеля».
Всего один раз она вышла из себя — среди своих, — когда председатель партии Питер Торникрофт предложил, чтобы ради наглядной демонстрации единства партии она появилась перед избирателями вместе с Тедом Хитом. Она взорвалась и выбежала из комнаты, так хлопнув дверью, что ее сотрудники застыли в удивлении. Хит, надо сказать, усердно работал, помогая если не ей, то консервативной партии, настолько усердно, что это дало повод Дэнису Хили язвительно заметить: «Впервые в истории Старый Моряк пришел на помощь Альбатросу» {16} [13] .
13
Имеется в виду известная «Поэма о Старом Моряке» С.Т.Колриджа (1772–1834), в которой Старый Моряк убивает Альбатроса.
Тридцатипятимиллионный избирательский контингент Великобритании был поставлен на сей раз перед самым широким философским выбором со времени, когда Эттли бросил вызов Черчиллю. Каллаган ратовал за «государство всеобщего благоденствия», предостерегая, что победа тори означала бы больше привилегий богатым и больше лишений обычной семье. «Социальное обеспечение, процветание, рабочие места и забота о престарелых зависят от получения лейбористами большинства», — пояснял он. Политику Тэтчер он характеризовал как опасную и ведущую к расколу. Рабочие места, обеспечиваемые правительством, будут резко сокращены и районы бедноты превратятся в «пустыни безработицы». «Вам следует поразмыслить вот над чем, — твердил он избирателям. — Не рискуем ли мы с корнем вырвать все достигнутое?»
Тэтчер, со своей стороны, ясно давала понять, что хочет совершить социальную революцию, не больше и не меньше. «На этих выборах дело идет о будущем Англии, великой страны, которая, как видно, пошла по неправильному пути», — гласил манифест тори, или платформа консервативной партии. Все, что предлагают лейбористы, — это «боевой призыв к праздности и бездействию». «Перемена грядет, — заявляла Тэтчер. — Соскальзывание, скатывание к социалистическому государству будет приостановлено, прекращено, и начнется подъем обратно». Она обещала снизить налоги на всех уровнях; добиться тайного голосования на профсоюзных выборах (и вбить тем самым клин между рядовыми членами и их лидерами, чаще всего стоящими на более левых идейных позициях); обуздать пикетирование из солидарности, чтобы предотвратить распространение забастовок; осуществить всестороннее сокращение государственных расходов, за исключением расходов на оборону и на полицию; приватизировать национализированную промышленность и дать обязательство не вмешиваться в переговоры об уровне заработной платы в частнособственническом секторе промышленности. Все вместе это являло собой платформу частного предпринимательства, подобной которой Англия в этом веке не видывала.