Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
Шрифт:
Международный престиж Тэтчер обрел новый масштаб. Если раньше Тэтчер лишь разговаривала как «железная леди», то теперь она показала твердость характера в бою. Как писал впоследствии Хейг, «боевые действия Англии на Фолклендах, возможно, ознаменовали собой поворотный пункт в истории, конец долгой и опасной ночи пассивности Запада». Поклонники принялись проводить лестные параллели между нею и вереницей исторических деятелей, таких, как Черчилль, королевы Виктория и Елизавета I, Шарль де Голль. Она сделала то, что обещала сделать, и вся Англия гордилась и грелась в лучах славы. Впервые связала она себя эмоциональными и личными узами, вне сферы политики, с народом Англии.
Эти два с половиной месяца полностью изменили ее политическое положение. Практически переменилось не так уж многое. Перед Англией по-прежнему стояли все те проблемы, которые угрожали ей перед диверсией Гальтьери. Однако психологически все стало иным. Изменилось настроение страны, изменилось и отношение к Англии. Рейган увидел
Теперь, когда оппозиция была ослаблена, а до конца пятилетнего срока ее правления оставалось полтора года, Тэтчер начала строить планы на второй срок правления, тогда как горячие ее приверженцы восторженно поговаривали и о третьем. Сама Тэтчер таких далеко идущих намерений не высказывала, но после Фолклендов ее шансы быть избранной, ранее практически равные нулю, стали почти стопроцентными. Первый ее срок ушел на усвоение трудных уроков. Второй срок она хотела посвятить применению усвоенного на практике. Всем, готовым ее слушать, она не уставала повторять, что у нее есть твердые убеждения, которые она хочет претворить в жизнь. Теперь она встала в один ряд с известнейшими мировыми лидерами. Однако они, союзники и противники, не оказывали влияния на ее систему взглядов. Ибо ее идеи, продолжала утверждать она, все-таки «зародились в той убежденности, которую я приобрела в маленьком городке благодаря отцу — человеку твердых убеждений».
Глава одиннадцатая
ФОЛКЛЕНДСКИЙ ФАКТОР
Тэтчер рассматривала Фолкленды как свой личный успех, как торжество ее убеждений. Она отдавала должное храбрости солдат, но в подтексте ее похвал угадывалась непоколебимая вера, что она выдержала борьбу в одиночку. «Мы сражались, пользуясь поддержкой многих и многих людей во всем мире, — сказала она, выступая на митинге, — и все же мы сражались в одиночку» {1}. Она имела в виду Англию, но это относилось и к ней самой. Тэтчер никогда не страдала излишней скромностью, даже когда немного скромности, пускай напускной, ей не повредило бы. После Фолклендов она, как всегда, высказывалась с обезоруживающей откровенностью, охотно признавая свою собственную популярность. Будучи спрошена, кто станет премьером после нее, Тэтчер ответила с бесцеремонной самоуверенностью, но вполне серьезно: «После меня? Я».
Теперь перед ней встала задача: не дать растратиться впустую энергии военной поры. Раз страна смогла продемонстрировать свое мужество в войне, то почему бы не использовать то же воодушевление в мирное время? Резкий экономический спад, наступивший после второй мировой войны, не обязательно должен был повториться. И несмотря на все еще высокий процент безработицы, имелись вполне определенные основания для оптимизма. Признаки того, что экономическое положение начинает улучшаться, подтверждались. В течение 1982 года инфляция снизилась с 12 до 6 процентов, бюджетный дефицит был приведен в норму, а в торговом балансе обозначилось активное сальдо — показатель экономического здоровья. Этот сдвиг произошел отчасти по причине краха ОПЕК, организации тринадцати стран — экспортеров нефти, установившей высокие продажные цены на нефть в 70-е годы, а отчасти — благодаря доходам от добычи нефти в Северном море. Сочетание благоприятных симптомов в экономике с победой на Фолклендах вызвало общий духовный подъем в стране. Впервые со времени водворения Тэтчер на Даунинг-стрит исследования общественного мнения констатировали, что в Англии большинство людей смотрят в будущее не с пессимизмом, а с оптимизмом. Премьер-министр истолковала эти настроения как симптом того, что страна больше не желает, чтобы ею помыкали и предъявляли к ней требования. «Мы перестали быть отступающей нацией». Это была ее надежда, ее долговременная цель, но остановилось ли отступление на самом деле? Судить об этом было еще слишком рано: робкие обнадеживающие признаки не давали полной уверенности. Как заявил Питер Дженкинс, определенно только одно: афишируя себя и Англию в роли победительницы, премьер-министр добилась того, что «фолклендский фактор стал тэтчеровским фактором» {2}.
Поворот к лучшему послужил поводом для предположений и догадок о возможном назначении ею досрочных выборов. Ее срок полномочий истекал только в мае 1984 года, но правительство, которое медлит с назначением выборов вплоть до окончания срока полномочий, часто подвергает себя риску. В последние месяцы своего пребывания у власти оно теряет маневренность, так как больше не может держать оппозицию в напряжении и заставлять ее нервничать.
Для того чтобы воспользоваться победой на Фолклендах и другими благоприятными факторами для получения нового пятилетнего мандата, ей следовало назначить выборы или на июнь, или на октябрь 1983 года. Она склонялась к тому, чтобы назначить выборы на октябрь. Ведь в случае поражения ей пришлось бы — и перспектива эта ей не улыбалась — уйти намного раньше времени. Май представлялся привлекательным месяцем для избирательной кампании: длинные светлые вечера позволяли максимально развернуться с предвыборной агитацией, но при назначении выборов на май получилось, что пребывание правительства у власти едва-едва составит четырехлетний срок, тогда как, по убеждению Тэтчер, чтобы послужить стране с полной отдачей, правительство должно отработать как минимум полные четыре года из пятилетнего срока своих полномочий {3}. Это исключало назначение выборов до мая, но предвыборная лихорадка достигла к началу весны такой интенсивности, что и откладывать их до осени тоже не представлялось возможным. В ожидании неминуемых выборов Майкл Фут подстриг свои спутанные седые лохмы, а Тэтчер, все еще не решившая, какая дата наиболее благоприятна, поставила коронки на зубы — на всякий случай.
В начале мая политические советники Тэтчер настояли на том, чтобы она провела в Чекерсе — своей загородной резиденции — однодневное стратегическое совещание с целью оценки предвыборных шансов. Они констатировали очевидный факт: ее политическое положение превосходно, оно прочнее, чем у любого другого английского лидера со времен второй мировой войны. По данным опроса общественного мнения, проведенного самым надежным английским агентством, консерваторы имели 15-процентный перевес над лейбористами: их поддерживали 49 процентов опрошенных против 34 процентов, поддерживающих лейбористов, тогда как за альянс социал-демократов и либералов собиралось голосовать только 15 процентов. По данным других опросов, тори лидировали с перевесом от 11 до 21 процента. Инфляция снизилась до 4 процентов, самого низкого показателя за последние пятнадцать лет, но, как ожидалось, к осени снова должна была пойти вверх. Единодушный совет собравшихся за столом совещания гласил: «Назначайте выборы», и Тэтчер вынуждена была согласиться.
Решившись, она начала действовать с такой стремительностью, что захватила врасплох заднескамеечников. День выборов был назначен на 10 июня, и у парламента осталось всего три дня на то, чтобы завершить свои дела. В результате правительство должно было отказаться от утверждения некоторых важных законопроектов, в том числе и неудобной рекомендации повысить на 30–50 процентов оклады членам парламента и министрам кабинета. Тэтчер поспешила объявить, что этот законопроект рассмотрит парламент нового созыва, но и она, и члены ее кабинета откажутся от надбавки к своему жалованью, если законопроект будет принят.
Более однобокую избирательную кампанию и более неравноценных соперников трудно было бы вообразить. К моменту начала кампании в рядах лейбористской партии царил хаос. Ее платформа — сорокастраничный манифест, который еле успели отпечатать вовремя, — явилась предметом нескончаемых внутрипартийных споров. Вскоре после публикации этого документа стало ясно, что для партии было бы лучше, если бы его не существовало. Нереалистичный, радикальный и чрезмерно детализированный, он предоставлял консерваторам неисчерпаемые возможности для критики. Претенциозно озаглавленный «Новая надежда для Британии», он содержал обещания увеличить на 17 миллиардов долларов государственные расходы; сократить численность безработных с трех миллионов до одного; вывести Англию из Общего рынка; отказаться от ядерного оружия (в том числе от подводных лодок, оснащенных ракетами «Трайдент», и крылатых ракет); упразднить палату лордов; национализировать новые отрасли промышленности и ренационализировать отрасли, приватизированные консерваторами. Кроме того, лейбористы торжественно обещали вернуть профсоюзам отобранную власть.
«Эта партия обещает луну с неба, но ей придется брать луну в долг, — писала лондонская «Таймс». — Как всегда, расплачиваться должен будет кто-то еще. В этом документе нет «новой надежды для Британии. В нем нет никакой надежды». Не менее критично отзывались о манифесте и умеренные лейбористы — члены парламента. Питер Шор, весьма уважаемый министр энергетики в теневом кабинете, горько жаловался, что его партия написала «самую длинную записку самоубийцы в мировой истории». Бескомпромиссные социалисты вели к катастрофе то, что еще оставалось от лейбористской партии.
Консерваторам представлялась полная возможность играть наверняка, что они и сделали, Тэтчер не давала широковещательных обещаний и, стремясь к упрочению уже достигнутого, даже умерила некоторые из своих наиболее радикальных предложений, выдвинутых во время первой избирательной кампании, но только не в том, что касалось профсоюзов. Здесь она, напротив, обещала усилить контроль над профсоюзами, и в том числе добиться обязательного переизбрания их лидеров каждые пять лет и положить конец системе пожизненных назначений, выпестовавшей некоторых из наиболее реакционных и неуправляемых боссов. По новому закону, который она собиралась принять, будет предусмотрена гарантия, что забастовки не станут объявляться без предварительного тайного голосования. Это лишит политизированных профсоюзных вожаков возможности принуждать к забастовке рядовых членов, желающих продолжать работу. А поскольку лейбористская партия по-прежнему финансировалась в основном из профсоюзных средств, предлагаемый законопроект являл собой прямой вызов этим прочно укрепившимся на своих местах боссам с мощным политическим влиянием. Тэтчер предлагала также усилить централизованный конроль над свободно расходующими средства муниципальными советами главных городов Англии, в которых чаще всего хозяйничали лейбористы.