Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
Шрифт:
— Уничтожить все ядерное оружие? — удивленно переспросил Рейган. — Но Михаил, я же все время именно об этом и говорю. Мы этого добиваемся уже давным-давно — полного уничтожения ядерных вооружений. Это всегда было моей целью.
— Тогда так и решим? — спросил Горбачев.
— Прекрасно, — ответил Рейган {14}.
Оставалось, однако, одно «но»: Горбачев связывал полное уничтожение ядерных вооружений с согласием Рейгана на то, чтобы СОИ не выходила за пределы лабораторных исследований. Но этого «но» оказалось достаточно, чтобы потопить всю сделку. Рейган отказался пойти на такую уступку. Горбачев тоже не уступал, и переговоры завершились разочарованием и взаимными обвинениями.
Когда Тэтчер узнала о происшедшем, она пришла в ужас не от того, что соглашение не было достигнуто, но от того, что оно чуть было не состоялось. Неужели же президент не понимал, что означало бы
Но даже если бы оказалось возможно полное уничтожение ядерных вооружений, Тэтчер убеждена, что подобное решение было бы ошибкой. По ее мнению, наличие фактора ядерного сдерживания — единственное, что предотвратило возникновение новой войны в Европе после 1945 года. Будь то войны ядерной или обычной. Ядерная гарантия наиболее действенна. Кроме того, если бы были устранены все ядерные вооружения, то как бы мог Запад защитить себя против Советского Союза, обладавшего огромным преимуществом в области обычных вооружений? Подобная перспектива была поистине кошмарной.
Премьер-министр поспешила в Вашингтон, чтобы разъяснить свою точку зрения на эти вопросы. На этот раз Тэтчер не стремилась нападать на Рейгана, как во время той встречи в Кэмп-Дэвиде двумя годами раньше. Ее подход был мягче, даже заботлив; но цель оставалась прежней. Сама Тэтчер и Чарльз Пауэлл, ее высший советник по вопросам внешней политики, еще раньше объяснили свои взгляды Шульцу, Уайнбергеру и новому помощнику президента по вопросам национальной безопасности Джону Пойндекстеру. Те поняли, почему Тэтчер так взволновали сообщения о встрече в Рейкьявике. Пауэлл набросал проект совместного заявления, которое предстояло на следующий день показать президенту. Тэтчер повторяла в точности то же самое, что она проделала двумя годами раньше. Если президент не отдавал себе отчета, о чем он говорил, то она была намерена открыть ему истину, перетянуть его на свою позицию, а затем провозгласить эту позицию как их совместную.
Так и произошло. На следующее утро в Кэмп-Дэвиде проект документа был вручен Пойндекстеру. Он вычеркнул два слова и одобрил остальное. Шульц, несколько удивленный тем, что у Тэтчер опять все заготовлено заранее в письменном виде, тоже просмотрел проект заявления. Стратегия НАТО, основанная на ядерном сдерживании, остается неизменной — эти слова не вызвали у Шульца возражений. В кабинете президента государственный секретарь передал проект Рейгану. Тот пробежал взглядом: «Все в порядке». Вернувшись в Вашингтон, Тэтчер зачитала совместное заявление на пресс-конференции в английском посольстве. И таким образом, политика была разъяснена, Рейган — еще раз спасен, Англия получала свои «Трайденты». Спасен был и Североатлантический союз — не в последнюю очередь благодаря особым личным отношениям, установившимся между ней и американским президентом.
Когда Рейган готовился покинуть Белый дом, он в ноябре 1988 года пригласил Тэтчер быть его последним официальным иностранным визитером — памятуя, что она же была и первым. По прибытии Тэтчер почувствовала себя очень плохо: ей досаждали простуда, а также новая парикмахерша, заменившая на этот раз ту, с которой Тэтчер ездила постоянно. Прическа и цвет лица премьер-министра были неважными; тем не менее она блистала как Самый Первый Друг среди всего того великолепия, которое сумела собрать уходящая администрация. Тэтчер назвала президентство Рейгана «одним из величайших в истории Америки» и подчеркнула, что лишь у трех премьер-министров Англии сроки их пребывания в должности совпали с нахождением у власти в США одного и того же президента: Уильям Питт-младший и Джордж Вашингтон; лорд Ливерпуль и Джеймс Монро; «а третий — это я». Гром аплодисментов, казалось, заполнил собой весь Белый дом. Через полгода такие же аплодисменты гремели в Лондоне: по предложению Тэтчер британская королева Елизавета присвоила Рейгану почетное рыцарское звание.
Всего несколько часов спустя она уже обхаживала нового обитателя Овального кабинета. Отдавая должное Рейгану, Тэтчер придавала большое значение и тому, чтобы постоянно поддерживать Джорджа Буша. Как вы намерены обращаться с Бушем, спросил ее какой-то журналист. «С президентами Соединенных Штатов не обращаются, — ответила она, едва улыбнувшись. — Им предлагают поддержку той политики, которую разделяют».
Тэтчер была весьма довольна, что именно Буш нанес поражение Майклу Дукакису и выиграл президентские выборы 1988 года. В Англии вряд ли много знали о губернаторе Массачусетса; но Тэтчер знала, что он либеральный демократ, и этого было для нее достаточно. В день выборов она не ложилась спать до четверти шестого утра, следя по передачам Си-эн-эн за ходом голосования; а затем, прикорнув всего на сорок пять минут, уже в 6.10 утра по лондонскому времени звонила Бушу, чтобы оказаться первым иностранным государственным руководителем, который поздравил его с победой.
Буш нравится Тэтчер, но ее отношения с ним сильно отличаются от тех, какие были с Рейганом. На протяжении всего времени пребывания Рейгана у власти она внимательно и профессионально следила за Бушем, встречалась с ним всякий раз, когда встречалась и с Рейганом, и в общем хорошо изучила его. Она знает, что Буш намного лучше подготовлен и более внимателен, чем прежний президент; но ему не хватает удивительной способности Рейгана говорить так, чтобы это звучало убедительно. Тэтчер никогда не чувствовала, что от Буша исходит мощь и великолепие, как это было с Рейганом; но она надеялась, что с годами эта способность придет. Самым большим вопросом для Тэтчер было, есть ли у Буша действительно глубокие убеждения, нечто такое, во что он искренне верит. Такие убеждения были у нее самой и у Рейгана, они-то и стали основой их тесных отношений друг с другом. Премьер-министр не уверена, что такая идеологическая страстность есть у Буша, и подозревает, что он может оказаться одним из тех вечно стремящихся к консенсусу и сделке политиков, к которым она относится с таким недоверием. Она быстро записала в эту категорию нового государственного секретаря Джеймса Бейкера. Тэтчер совершенно не доверяет Бейкеру, но Бушу она готова предоставить испытательный срок. Он друг и союзник, но Тэтчер опасается, что он может оказаться не «одним из нас». Первые четыре месяца пребывания Буша в должности, похоже, подтвердили ее худшие опасения на этот счет. Принятие решений почти по всем вопросам оттягивалось на неопределенное время, а администрация занималась затянувшимся изучением проблем. Тэтчер все это не нравилось.
Рейган был безразличен к частностям, но у него был какой-то внутренний стержень. Первые же недели пребывания в Белом доме Буша вызвали у Тэтчер сомнения, есть ли такой стержень у нового президента. Он, например, легко уступил требованиям Бонна отложить модернизацию ракет ближнего радиуса действия, большая часть которых размещена на территории Западной Германии, до завершения в этой стране общенациональных выборов. Тэтчер возражала против этого, считая, что устаревшая оборона — это уже не оборона. Ее особенно озаботила быстрота, с которой капитулировали США в этом вопросе. Она опасалась, что Запад поддастся искушению разоруженческих предложений Михаила Горбачева и Западная Европа окажется без ядерных вооружений перед лицом громадных обычных вооруженных сил Советского Союза. После встречи в верхах в Брюсселе в мае 1989 года по случаю 40-летия НАТО она почувствовала себя несколько увереннее. Ей понравились широкомасштабные, отмеченные воображением предложения Буша о сокращении вооруженных сил, танков, артиллерии и самолетов в Европе. Правда, у нее вызвала сомнения возможность осуществить все это всего за три года: «Думаю, это несколько оптимистические сроки. Довольно оптимистические. Очень оптимистические».
Буш показал, что он осторожен, но не настолько, чтобы впадать в полный политический паралич. С точки зрения Тэтчер, это добрый признак перемены в хорошую сторону. Но она намерена следить за его готовностью к компромиссам. Но хотя премьер-министр знает, что отношения с Бушем у нее не такие, как были с Рейганом, — душа в душу, — тем не менее это все же дружба, скрепленная временем и взаимопониманием. На таком фундаменте рабочие отношения могут крепнуть и развиваться.
Похоже, что к осени 1989 года этот процесс начался. Зная, что в сентябре, по пути с международной конференции консерваторов в Токио, Тэтчер встретится в Москве с Михаилом Горбачевым, Буш направил ей пространное письмо. Он просил Тэтчер передать Горбачеву, что подтверждает свои пожелания успеха перестройке и что Соединенные Штаты не будут использовать к своей односторонней выгоде трудности, переживаемые Советским Союзом в Восточной Европе. Тэтчер была рада представившемуся шансу вновь вписаться в уравнение советско-американских отношений и по возвращении в Лондон представила президенту исчерпывающий отчет о своей беседе с Горбачевым. Именно такое свое участие она и рассчитывала сохранить на будущее.