Марго, или Люблю-ненавижу
Шрифт:
Вслед донеслось:
– Простите, Марго. До завтра.
Я не стала оборачиваться.
В номере, наполнив джакузи, я опустилась в теплую воду и вдруг расхохоталась. Все оказалось так просто, что даже не верилось. Надо же – если бы Рома не предложил мне эту поездку, я могла бы еще сто лет искать. В голове вертелись фразы нового знакомого: «…владелец компании взвалил на меня такие обязанности, при которых дружба с чиновниками разных рангов просто необходима. Как воздух, понимаете? А я не умею дружить с «нужными» людьми, взятки давать не умею. Ну, как это – просто подойти и сказать, мол, вот вам деньги? Странно, да? И кто так делает-то? Меня пошлют подальше – и все. Ситуация повторяется с каждым новым объектом, а как только дело к финишу – у босса уже новая идея, а мне это просто ножом по сердцу – своих ведь забот хватает, стройка, сдача объекта, понимаете?»
Я понимала. Но так уж устроен строительный бизнес в нашей стране: не подмажешь – не поедешь. И в душе я была твердо уверена, что уж я-то справлюсь,
Назавтра я появилась на стенде «Золотой улицы» во всеоружии – тщательно одетая, накрашенная и собранная. То, что я там увидела, ввергло меня сперва в шок, а потом просто разозлило. Пресс-служба компании работала из рук вон – две девочки бестолково метались по стенду, расставляя стулья для журналистов, ничего не было готово, начало пресс-конференции непростительно затягивалось, журналисты нервничали, а Геннадий, которому предстояло проводить мероприятие, был просто не в себе от творящегося вокруг бардака. И без того молчаливый от природы, он с трудом представлял, что ему делать, в чем и признался мне шепотом. Я решила, что пора вмешаться. Решительно остановив пиарщиц, я взяла дело в свои руки, в считаные минуты навела порядок на стенде, усадила журналистов, нахально представившись начальником пиар-отдела «Золотой улицы». Геннадий только успевал следить за мной взглядом и благодарно улыбаться. И все бы ничего, если бы как раз в это время его босс не решил навестить свой стенд и проверить, как идет «прессуха». Меня он, разумеется, не знал, а вот мне Геннадий успел шепнуть, кто этот невысокий полноватый мужчина в светлом костюме. Я сначала замерла, но потом решила – пан или пропал – и продолжила заниматься не своим делом. Босс напряженно наблюдал за мной, и по его лицу я поняла, что он мучительно пытается вспомнить, кто я. Когда пресс-конференция благополучно закончилась, он подошел ко мне и напрямую спросил:
– Милочка, а освежите мою стариковскую память – вы кем приходитесь моей фирме?
Я улыбнулась и ответила:
– До текущего момента – никем. Но если вы захотите – могу исполнять функции начальника пиар-службы. Насколько я поняла, у вас с этим большая беда.
Он рассмеялся:
– Ценю ваше нахальство. Как, собственно, и ваш профессионализм, дорогая. По приезде в Москву жду к себе – обсудим условия.
Так и получилось, что, вернувшись из Канн, я обзавелась не только собственным небольшим офисом на набережной, шестью толковыми сотрудниками, которым могла поручить несложные задания, но и вполне определенной уверенностью в завтрашнем дне. На меня легли обязанности начальника пресс-службы «Золотой улицы», я организовывала для фирмы деловые мероприятия, освещала ее деятельность в прессе, используя для этого связи Ромы, следила за репутацией компании в деловом мире. Рома старался помогать мне, чем мог, выдавал блестящие идеи, а в спорных или трудных ситуациях я привлекала его как более представительное лицо, ибо в мире мужчин женщине зачастую очень сложно убедить оппонентов в своем профессионализме. Рома же справлялся с этим легко и с пользой как для «Золотой улицы», так и для нашей небольшой фирмы с простым и понятным каждому названием «Дружба».
Официально я не являлась сотрудником Геннадия, но договора все же были составлены и хранились в разных местах: один – в офисе «Дружбы» в Печатниках, а другой – в юридическом управлении «Золотой улицы» на Кадашевке. Фиксированная сумма вознаграждения должна была выплачиваться регулярно, независимо от объема выполненной работы – так называемая «абонентка». Иногда – хотя, впрочем, это случалось редко – босс задерживал выплаты, и тогда я звонила Геннадию, с которым у меня установились к этому времени вполне дружеские отношения. У него в подчинении были четыре отдела, но Геннадий никогда не жалел времени и сам лично проверял всю цепочку выплат моей фирме. Все-таки дружеские отношения очень помогают и в бизнесе тоже…
Я работала, стараясь приблизить тот день, когда смогу наконец бросить все и уехать отсюда. Работа помогала забыть о неудачах, и только одно оставалось неизменным. Мой Алекс.
Когда-то давно…
Ну, за что, за что же опять, чем я провинилась, что сделала не так? Почему он снова ушел, ушел, не сказав ни слова, кроме этой дурацкой эсэмэски? За что? Я ненавижу, когда Алекс так делает, я боюсь этих моментов, хотя постоянно жду их и всегда четко знаю, что так будет. Но привыкнуть – не могу. Нельзя привыкнуть, просто невозможно, потому что всякий раз это так же больно, как и в первый. Хотя… больнее того, первого, раза никогда не будет. В тот день он убил меня. Убил жестоко и цинично, растоптал душу и сердце и оставил лежать на скамье в большом парке. Сколько я так пролежала – не помню, видимо, долго, потому что очнулась от жуткого холода и оттого, что мое голубое летнее платье насквозь промокло под проливным дождем. Вокруг была вода, но мне казалось, что это не дождь, а мои слезы, разве что не окрашенные кровью, хотя внутри все сочится ею. Нужно вставать, идти куда-то, как-то жить дальше – но сил не было. И желания тоже – зачем? Зачем –
И вот вчера… вчера он опять сделал нечто подобное. Хотя на этот раз я думаю, что все закончилось. На этот раз – точно все… за что, зачем ты сделал это, Алекс?..
…Голос мужа, полный раздражения и досады, выдергивает меня из раздумий. А, ну да – посуда в раковине… мне не до этого сейчас, неужели ты не в состоянии понять? Какая посуда, когда… а, к черту – все равно не поймет и будет весь вечер нудить. В нем все хорошо – он добрый, отзывчивый, очень мягкий, заботливый, – но вот это его постоянное, ставшее уже привычным за восемь лет занудство просто сводит меня с ума. Я не понимаю – неужели три тарелки в раковине могут являться таким уж раздражающим фактором? Ну, вымою я их, если так – но зачем создавать из этого такую проблему?
– Рита, ты меня вообще слышишь?
– Слышу, не нужно кричать. Я поняла, сейчас все сделаю.
Я с трудом сползаю с дивана – буквально сползаю и стою какое-то время на четвереньках, словно соображая, что делать дальше. Не дождавшийся меня в кухне Рома входит в большую комнату, служащую нам одновременно гостиной и кабинетом, удивленно смотрит на меня:
– Ты что? Болит что-нибудь?
Болит, хочется рявкнуть мне, так болит, что дышать нечем, не говоря уж о твоей чертовой посуде, но я сдерживаюсь. Все разговоры об Алексе в нашей семье приводят к одному – Рома напивается вечером и срывает на мне зло с помощью тумаков. Но даже этого он не может сделать по-мужски, а просто смешно машет кулаками, наскакивает на меня, как петух на курицу, пытается ущипнуть или схватить за волосы. Назавтра полдня спит, а когда встает, ходит с видом побитой дворняжки, виновато опустив глаза, и бормочет извинения. И это – мужчина? После Алекса… ой, нет, не буду – не могу, больно…
Число клиентов «Дружбы» ощутимо росло. Примерно треть всех компаний, занимавшихся строительством торговых комплексов и бизнес-центров, хоть раз да обращались ко мне. Мне приходилось много ездить по стране, организовывать открытия новых объектов, придумывать им броские названия, устраивать акции и презентации, а то и организовывать концерты с участием звезд эстрады, которые собирали на площадках половину населения городов, куда приезжали. Открытие огромных магазинов, да еще с многозальными кинотеатрами, совсем как в Европе, вызывало ажиотаж среди местных жителей, а потому банальная акция неизменно превращалась в общегородской праздник. Я возвращалась домой усталая, измотанная, с потрепанными нервами, но зато мой банковский счет неизменно пополнялся весьма ощутимыми суммами. Это с каждым днем приближало меня к заветной цели – дому в Испании, где-нибудь на побережье. Разумеется, часть денег приходилось тратить на себя – ведь при моем образе жизни и круге общения нужно было выглядеть подобающим образом. Та же дамская сумка не могла быть какой угодно – она должна была быть статусной , чтобы соответствовать — как и все остальное. Словом, постепенно я превратилась в этакую бизнес-леди – холеную, ухоженную и дорогую. Рома не замечал этого – да он вообще мало что замечал, его больше интересовала собственная работа и то, готов ли дома ужин и насколько свежими оказались продукты. Мы наняли домработницу – поскольку у меня просто не оставалось времени следить за хозяйством и заниматься уборкой, готовкой и стиркой.
«Дружба» потихоньку процветала вместе со своими клиентами, а я уже могла с гордостью говорить и о некой социальной роли своего бизнеса. Иногда чиновники вместо банальной взятки выдвигали условие строительства социально значимых объектов или предлагали спонсорство спортивных или культурных мероприятий. Так в мою жизнь вошли бальные танцы.
Строился очередной торгово-развлекательный комплекс, и под снос попало небольшое здание, в котором базировался танцевально-спортивный клуб «Фокстрот». Разумеется, решение о сносе было принято не без моего участия, но кто ж мог предположить, что родители занимающихся там детей устроят целую акцию протеста с плакатами, письмами в префектуру и мэрию, с «живой изгородью» из собственных детей перед бульдозерами…
Мне пришлось немало потрудиться, чтобы замять конфликт, а человек из мэрии предложил мне простой, но устраивающий всех вариант – взять этот клуб на баланс фирмы и стать его спонсором. Я вынуждена была согласиться, но впоследствии была признательна этому человеку за подсказку, так как именно благодаря клубу в моей жизни появилась Мэри. Мэри – это Мэри. Моя рыжая Мэри, без которой я не мыслю своего существования точно так же, как и без Алекса.
Мэри… Отдельный разговор. Вызывающе нахальная сучка с прищуренным взглядом голубых глаз из-под челки, с неизменной сигаретой в пальцах. Это один из ее образов, тот, который она демонстрирует окружающим. Есть еще моя Мэри – спокойная, тихая, с детским взглядом, устремленным на меня. Мэри, доверчиво жмущаяся ко мне, совершенно беззащитная и беспомощная. Но такой ее знаю только я. Остальным достается стерва…