Марго, или Люблю-ненавижу
Шрифт:
«Куда… ну куда мне спрятать эту скрипку? Я не хочу – не хочу…»
Громкий голос из глубины квартиры заставляет шестилетнюю зеленоглазую девочку с тугими каштановыми косичками вздрогнуть и прижать к груди футляр.
– Где ты застряла? Я знаю, что ты дома. Иди сюда сейчас же.
Страшнее не может быть ничего… Этот голос, порой напоминающий скрежет металла, принадлежит человеку, которого шестилетняя Марго любит и одновременно боится до ужаса, до дрожи в коленках, до противных мурашек по спине. Голос матери.
На девочку наваливается оцепенение, она никак не может справиться с собой, сдвинуться с места и сделать хоть какое-то движение – так и стоит посреди просторной детской, прижав к груди футляр с маленькой скрипочкой. Шаги в коридоре – и на пороге возникает
– Марго, ты оглохла? В чем дело?
Девочка опускает голову.
– Что?! Ты провалила экзамен, дрянь?! Руки на стол!
– Мама… мамочка, пожалуйста, ну не надо… я все выучу…
– Я сказала – руки на стол, неблагодарный выродок! Я трачу время и деньги на репетиторов, а ты, бестолочь, этого не ценишь!
Сигарета летит в стоящую на столе вазу, а в руках у женщины оказывается тяжелая линейка. Она со свистом опускается на тонкие пальчики девочки, нервно вздрагивающие на краю полированной столешницы. Марго не плачет – это бесполезно, это только сильнее раздразнит мать… Линейка взлетает и опускается до тех пор, пока столешница не становится мокрой, а руки шестилетней Марго – красными от крови…
Я вскидываюсь на влажной постели от собственного крика – господи, опять… Опять этот кошмарный сон…
Меня зовут Маргарита. Но практически никто не пользуется этим именем – в том числе и я сама. Марго – так я называю себя с детства, сколько помню. Только муж никак не воспринимает – зовет Ритой. Восемь лет пытаюсь отучить – все зря.
– Ты не собака, чтобы носить кличку. У тебя прекрасное имя, – безапелляционно заявляет Рома, и я умолкаю. Не хочу лишний раз ссориться.
К чему это я сейчас? Не знаю… наверное, когда вспоминаешь что-либо глобальное, будто специально всегда приходят разные мелочи, мешающие основному, сбивающие с толку и не дающие выстроить логичную картину мира. Мне бы удивляться и радоваться, что предаюсь воспоминаниям, сидя в уютном плетеном кресле на веранде собственной дачи, а не в тюремной камере на жестких нарах…
Чаще всего почему-то на память приходит детство. Вот вы любите детские годы? Наверняка – ведь именно тогда в жизни происходило все самое хорошее, светлое и доброе. У меня же… не знаю. Сказать, что я была несчастна, не могу – все-таки не каждому выпало то, что мне, но и особых положительных эмоций во мне не рождается. Оттуда, из детства, вырастают и все наши комплексы и проблемы, я в этом убеждена.
Я не стала великой скрипачкой, известной фигуристкой, и даже любовь к теннису куда-то улетучилась с возрастом. Зато моя профессия куда как более в духе времени. Я – GR, то есть Government Relations. Если кратко и по-русски – посредник, оказывающий фирмам услуги по связям с чиновниками разных рангов. Проще говоря, помогаю им «дружить» с властью за определенную сумму. Объектом деятельности являются разовые услуги – типа получения крупных кредитов, например, или разрешительных документов на строительство. Я получаю за это процент от сделки – и все довольны. Но в последнее время такие специалисты, как я, перестали работать «точечно» и с разными конторами. Мы просто «садимся на зарплату» в крупную фирму и решаем только ее вопросы. Но я не ищу легких путей. Мы с Ромой решили начать свой бизнес на этом поприще. «С Ромой» – громко сказано, занималась этим в основном я, потому что муж имел серьезную и ответственную работу в газете и не мог целиком посвятить себя семейному делу. Однако его связи помогали мне в развитии и совершении удачных сделок. Зарабатывала я прилично, многое могла себе позволить и позволяла.
Но разовые сделки меня уже не устраивали – мне хотелось чего-то большего, какого-то крупного заказа, который позволил бы заработать хорошие деньги и исполнить наконец свою мечту – уехать жить в Испанию. О, это моя страсть – Испания… Я непременно расскажу, почему именно эта страна запала в сердце. Рома, кстати, вполне разделял мои устремления и помогал в осуществлении мечты как и чем только мог. Это он сводил меня с нужными людьми, подсказывал, направлял и давал дельные советы. Бедный Рома… только ему по плечу оказалось вынести меня со всеми моими странностями и комплексами…
Мой ночной кошмар зовут Алексом. Он приходит ко мне каждый вечер ровно в одиннадцать и не выпускает, пока я не падаю в изнеможении на подушку, захлебываясь слезами, пока не попрошу: «Отпусти… отпусти меня, пожалуйста, я буду такой, как ты хочешь». Тогда он оставляет меня в покое, закуривает и, прищурившись, наблюдает из темного угла за мной, за тем, как я вытираю влажный от пота лоб, как облизываю пересохшие губы, как перевожу дыхание и пытаюсь унять противную мелкую дрожь во всем теле. Он смотрит так пристально, что у меня возникает ощущение, будто видит все насквозь, каждый нерв, каждую клеточку. Он умеет читать мои мысли, предугадывать мои поступки, он всегда знает, что и когда произойдет со мной. Меня это уже не пугает, не расстраивает – я привыкла. Более того – я уже не могу без этого. Алекс – не демон. Он – мой ангел. Ангел, который дает мне силы жить и не сойти с ума. Он всегда оказывается рядом в момент, когда я особенно в этом нуждаюсь, когда мне больно и плохо, когда я растеряна, расстроена, больна – в любую трудную минуту. Мне не нужно для этого звонить ему или как-то связываться. Он всегда приходит сам. Я могу вернуться вечером с работы, открыть дверь и обнаружить его сидящим на диване с сигаретой. Могу выйти из лифта и оказаться у него на руках. Могу бежать по улице, погруженная в свои мысли, и неожиданно уткнуться лицом в его грудь. Он такой. Он всегда знает, где я и с кем, что делаю, о чем думаю. Он готов ради меня на все. Но именно Алекс сделал мою жизнь такой, какая она есть. Он сломал меня, молодую и наивную дурочку с распахнутыми глазами. Внушил многие вещи, от которых я теперь стараюсь избавиться – и не могу. Сейчас он просто чувствует свою вину и ответственность за меня, и поэтому он всегда рядом – даже если физически находится совершенно в другом месте.
Я не знаю, как все было бы, если бы не он. И не хочу знать, потому что при всех неприятностях и ужасах моего нынешнего существования я ни за что не смогла бы отказаться от всего того, что было у меня с ним. Целый год, давно-давно, кажется, в другой жизни, я была так счастлива, что все остальное выглядит блеклым и вылинявшим, утерявшим первозданный вид. За год, что я провела с ним, я была бы готова отказаться от многих вещей – да, пожалуй, от всех. Потому что Алекс… чертов эмпат, копающийся в моем мозгу, дал мне такое нереальное счастье, что выпадает в жизни лишь единицам. Но, несмотря на это, я никогда не прощу его за то, что он сделал с моей душой. Никогда. Он знает и не пытается оправдаться. Он вообще никогда не оправдывается – он всегда прав. Непогрешимо, бесповоротно. Не могу сказать, что люблю его – нет. Но он – мой. А я – его. Его – даже если учесть, что я давно и относительно без проблем замужем, а мой муж – очень уважаемый человек. Но это другое. Это скорее якорь, возможность не погрузиться в безумие. Стабильность, надежность и чувство уверенности. Он любит меня, прощает мне такое, что другим и не снилось, оберегает меня и понимает. Но он – не Алекс. Он чудесный, спокойный, умный и надежный – но не Алекс.
Я бежала на тренировку по заснеженной Москве, стараясь не поскользнуться и не упасть. Спортивная сумка хлопала по боку, но я не обращала внимания – только бы успеть, не опоздать, иначе Ольга Петровна непременно позвонит матери и расскажет о нарушении режима, а это чревато очередным скандалом. Как раз сегодня в школе решили устроить генеральную репетицию предстоящей встречи с гостями из Англии. Я училась в специализированной школе с английским уклоном, очень престижной и элитной, попасть туда было сложно, но благодаря обнаружившимся способностям я без труда выдержала вступительные испытания. Нагрузки были аховые, уроков задавали столько, что приходилось сидеть с учебниками повсюду – по дороге на тренировку, с тренировки, в перерывах между занятиями и даже дома до глубокой ночи. Кроме того, я серьезно занималась теннисом, участвовала в соревнованиях и часто уезжала на сборы. Свободного времени не было совсем, ни о каких походах в кино или просто о прогулках с подружками не велось и речи – мать жестко следила за соблюдением режима и всякий раз наказывала за малейшие промахи. Мне уже в ту пору казалось, что мать мстит мне за развод с отцом. Уже в тринадцать лет я считала, что отец просто спасал свою жизнь и здравый рассудок, а потому и ушел из семьи, не вынеся постоянных придирок и скандалов. Мы часто виделись с ним, ездили отдыхать с его новой семьей, и всякий раз это вызывало у матери неконтролируемые приступы ярости. Но к тому времени я уже научилась не реагировать, отстраняться и не слушать оскорблений в свой адрес. Открытая и доброжелательная от природы, дома я превращалась в затравленного зверька, забивающегося в угол при звуке громкого голоса. «Папочка, пожалуйста, забери меня к себе, – просила я, сидя с ногами на подоконнике за тяжелой темно-красной портьерой среди любимых матерью фиалок. – Я буду нянчить твоих детей, буду убирать квартиру, чтобы это не приходилось делать Ларисе, я буду самой послушной – только забери».