Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Он лгал уверенно, непринужденно, ни на мгновенье не расставаясь с той слегка насмешливой улыбкой, о которой она уже не знала, что и подумать. Что же до Мари, то изумление, полное смятение чувств, не оставлявшие ее с тех пор, как она впервые увидела незнакомца, мешали ей не только найти нужные слова, но даже просто понять, что происходит и как поступить дальше. Закричать? Нет, кричать у нее не было ни малейшего желания. Разве не желала она, пусть втайне, не признаваясь даже самой себе, где-то в самых глубинах своего естества, чтобы он пришел, чтобы что-то случилось, разве не мечтала, помимо собственной воли, об этом приключении, которое, при всем напоре
— Да-да, — еще раз повторил он, — я позволил себе войти без разрешения, потому что, должно быть, вы крепко спали, я бы так никогда и не дождался ответа… Представьте, я был так неловок… Приоткрыл окно, и ветер загасил лампу… А я, знаете ли, не привык, как Боннар, ложиться в темноте… Не найдется ли у вас огнива?
— Огнива?! — в полном смятении повторила она, будто так и не поняв ни слова из того, что он только что произнес.
Видя, в какое замешательство привело девушку его появление, Жак не смог сдержать смеха. Не входя в дальнейшие объяснения, он бесцеремонно присел на кровать. Она инстинктивно отпрянула назад.
— Уж не боитесь ли вы меня? — поинтересовался он.
Она вздохнула. Только тут до нее дошла вся щекотливость ее положения, вся неуместность замешательства, делающего ее легкой добычей мужчины, с которым она не успела перекинуться и парой слов.
— Уходите отсюда! — каким-то вдруг охрипшим голосом приказала она. — Если вы немедленно не уйдете, мне придется позвать своего батюшку…
В ответ Жак развеселился пуще прежнего. Уж теперь-то он, кажется, окончательно раскусил эту крошку. Не очень-то она поспешила со своим испугом и благородным негодованием, все ее уловки были для него как на ладони. Должно быть, за этим замешательством скрывается ни больше ни меньше как чувственное возбуждение в предвкушении любовного приключения. Ясно как Божий день, что Мари не впервой попадать в этакое пикантное положение. Судя по всему, отец даже не упускает случая указать любому мало-мальски приличному гостю, где находится спальня его дочери.
Он придвинулся к ней еще ближе и, склонившись, едва слышно прошептал:
— Если вы будете кричать, то непременно разбудите Боннара!
— Уходите! — повторила она. — Мой отец убьет вас, если застанет у меня в спальне…
— И будет совсем не прав, — возразил Жак. — У меня надежное алиби, я зашел сюда за огнивом…
Он было протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча, но она в ужасе отшатнулась. Тогда он встал и сделал вид, будто шарит на столе и комоде в поисках нужного ему предмета. Комната была погружена почти в полный мрак, и ему приходилось действовать на ощупь. В темноте он мог различить лишь блестящие глаза Мари да светлое пятно простыни на ее кровати.
— Послушайте, право, это похоже на какую-то скверную шутку, — заметил он. — Ума не приложу, почему вы не хотите дать мне огниво. Согласитесь, не стрелять же мне из пистолета, чтобы зажечь себе лампу, но, с другой стороны, я же не могу всю ночь блуждать в потемках у себя в спальне в поисках собственной кровати!
Речь его лилась легко и непринужденно, а Мари была в таком смятении, что даже не замечала насмешливого тона. Он нарочно подвинул стул, чтобы чуть-чуть пошуметь, ровно столько, чтобы, заглушенный бурей, легкий звук этот не достиг ушей Боннара. Впрочем, подумал он, случись ему даже проснуться и явиться в спальню дочери, в этакой-то кромешной тьме он сможет без труда спрятаться, незаметно выскользнуть и потихоньку, на цыпочках пробраться к себе в комнату, благо он успел скинуть сапоги.
Наконец
Однако теперь ей не без труда удалось побороть смятение и взять себя в руки.
— Послушайте, — проговорила она, — возвращайтесь к себе в комнату. А я схожу за огнивом и сама принесу его вам.
— Но как я доберусь туда в этакой темноте?
— Таким же манером, как добрались сюда!
— У меня такое впечатление, — сокрушенно вздохнул он, — будто вы неверно истолковали мои намерения. Оказавшись здесь, я искал вовсе не вас, Мари, а вашего отца. Но в коридоре было так темно, что я совсем заблудился. Вот и пришлось открыть первую попавшуюся дверь, тем более что я ведь прежде постучался, но не получил никакого ответа. Ну откуда мне было знать, что я найду здесь вас? И какого черта вы не запираете свою дверь на ключ?
Теперь она вся дрожала от какого-то безотчетного страха и от холода, который пробирал едва прикрытые плечи.
— Вы без труда найдете путь назад, — проговорила она. — Нет ничего проще, когда выйдете отсюда, ступайте прямо по стенке, первая дверь налево и будет вашей… Погодите меня, я принесу вам огниво.
— Очень любезно с вашей стороны, Мари, благодарю вас. Я умираю от усталости, так что, пожалуйста, поспешите…
— Я тотчас же приду…
— В таком случае, я удаляюсь, — проговорил он, поднимаясь с кровати. — Покорнейше прошу простить, что разбудил и испугал вас… — Он уже было направился к двери, но вдруг обернулся и добавил: — Мне нет прощенья, ведь я даже не представился. Меня зовут Жак. Ваш отец знает меня — Жак Диэль… Вы ведь запомните, не так ли? Жак… До скорой встречи, Мари…
И с легким сердцем, исполненный приятных надежд и с неизменной улыбкой на устах вышел из комнаты. Первое, что он сделал, оказавшись у себя, это старательно спрятал за кроватью лампу, чей свет мог бы выдать Мари его бессовестную ложь.
Он ждал с нетерпением. Слышал, как Мари вышла из комнаты и спустилась вниз, в залу таверны, где Боннар, должно быть, оставил огниво. Жак был вполне доволен, во всяком случае, до сих пор все складывалось лучше всяких ожиданий. Хоть и никак не мог понять, почему Мари до самой последней минуты так артачилась. Ведь любая другая женщина, увидев вдруг у себя в комнате незнакомца, непременно закричала бы, позвала на помощь. Мари же — ничуть не бывало, и это ли не доказательство, что подобные приключения ей не впервой… А эти запоздалые страхи и возмущения — это все одно притворство, кокетство, попытка изобразить из себя недотрогу, и больше ничего…
Из водосточных труб хлестали потоки воды, ветер завывал с неослабевающей яростью. Должно быть, Боннар где-то рядом давно уже спит как убитый. Жаку подумалось, не будь этой сильной бури, до него наверняка доносился бы громкий храп верзилы. Однако Мари что-то не спешит. Хотя она не обманула его, ведь он слышал, как она спускалась вниз.
Вскоре в коридоре послышался легкий шелковый шелест. Жак тут же отпрянул от двери. Он с удовольствием заметил, что Мари не захватила снизу другой лампы, и порадовался, что темнота будет его пособницей. А потому не успела Мари, слегка постучавшись, отворить дверь, как он тут же схватил ее за руку, белеющую во мраке. И почувствовал, как все тело ее содрогнулось.