Мари
Шрифт:
Отец Мартин закончил проповедь, и прихожане начали расходиться. Довольный Ганс поспешил поделиться радостью с отцом:
– Смотри, что у меня есть!
Якоб удивлённо уставился на яркий спелый плод в руке сына.
– Откуда у тебя это? Такое яблоко, ещё и весной...
Ганс поискал взглядом девочку в розовом платье. Она стояла на площади и с интересом рассматривала часы на башне кирхи. Ганс помахал "фее" рукой и сказал отцу:
– Вон та девочка подарила.
Якоб взглянул - и
– Не смей заговаривать с ней, Ганс! Не подходи к ней, убегай, как только увидишь!
– кричал Якоб.
– Эта тварь заберёт твою душу! Она пришла именно за этим!
На шум начали сбегаться зеваки, из кирхи вышел отец Мартин.
– Якоб, тише, - попытался он успокоить его.
– Что произошло? Давай всё решим мирно...
– Эта ведьма пришла за моим сыном! Она дала ему яблоко - греховный плод! Она хочет убить его!
Подбежала растрёпанная Гертруда, вцепилась в Якоба и запричитала:
– Иди домой, Якоб, люди смотрят, думают, ты лишился ума! Идём, пока над тобой не начали смеяться! Ганс, помоги увести отца отсюда!
Вдвоём они кое-как потащили зеркальщика прочь. Якоб сквернословил и сыпал отборными проклятьями в адрес Мари. Постепенно площадь перед кирхой опустела. Остались лишь отец Мартин и девочка в розовом платье. Священник подошёл к неподвижной девичьей фигурке, коснулся ладонью светлых локонов.
– Люди боятся тебя, Мари. Видишь, как получается...
В голубых глазах не было ничего, кроме ясного майского неба.
– Просто яблоко, - сказала Мари.
– Почему?
– Потому что для них не просто. Якоб боится тебя. Теперь и маленький Ганс тоже.
– Почему ты не боишься?
– Потому что вижу в тебе дитя Божье, - улыбнулся священник.
Мари вернулась в церковь. Посидела на скамье, болтая ногами в красных башмачках. Отец Мартин прочёл молитву, заменил потухшие свечные огарки новыми свечами. Мари подошла, попросила одну. Священник не отказал. Девочка зажгла свечу и аккуратно поставила её рядом с остальными.
– Зачем ты это делаешь, Мари?
– А разве тебе от этого не светлее и легче?
Отец Мартин задумался. "Если бы бедное дитя жило во времена Святой Инквизиции, её не миновал бы костёр", - сказал он про себя.
– Я это знаю, святой отец. Помню.
Дробинками раскатился по углам кирхи стук каблучков. Мари убежала.
Свечи горели ровным рыжим пламенем. Язычки огня колебались изредка - будто кто-то большой слегка касался их дыханием.
Если весенние лужи грозят простудой, а осенние щедры на липкую, холодную грязь, то бегать по лужам после летней грозы - огромное удовольствие. Особенно когда тебе десять лет, ты весел, беззаботен и в карманах твоей новенькой курточки звенят несколько серебряных талеров.
– Ханна, эй, Ханна, не отставай!
– задорно закричал Ганс, поднимая босыми ногами тучу брызг.
– Смотри, я нашёл самое глубокое место!
Худенькая темнокосая Ханна осторожно прошла по самому краю лужи, держа в одной руке чулки и башмачки, а другой приподняв подол платья так, чтобы его не забрызгать. Девочка хмурилась: прыгать по лужам ей не нравилось, но Ганс пообещал, что купит ей на ярмарке сахарных куколок - вот и пришлось пойти с ним.
– Ганс, я устала, - пожаловалась Ханна тихонько.
– И кушать хочется. Может, пойдём уже на ярмарку?
Мальчишка нехотя вылез из лужи, обулся, помог обуться Ханне. Рядом с ней - хрупкой и болезненной - он чувствовал себя большим и сильным покровителем. А с деньгами, подаренными отцом на именины - едва ли не королём.
– Пойдём, - сказал он важным басом и взял её за руку.
– Купим сладостей и свежей горячей выпечки у булочника.
Но до ярмарки дети не дошли. На маленькой площади, у которой не было даже названия, расположился бродячий цирк. Канатная плясунья, шпагоглотатель, старик-фокусник с облезлой обезьянкой, дряхлая гадалка и близнецы-акробаты казались настоящим чудом, ярким, как добрая сказка. Ганс и Ханна с трудом протолкались через толпу зрителей и замерли, глядя на циркачей.
Работали бродячие артисты как-то скучно. Хмуро подбрасывали друг друга акробаты, молча и без улыбки подпрыгивала на струне каната девушка. Обезьянка, делая стойку на ручках-лапках на широкой ладони фокусника, смотрела на людей жалобными голодными глазами. Гадалка, напоминающая одетую в бордовое тряпьё ворону, глухим каркающим голосом зазывала желающих узнать свою судьбу. Шпагоглотатель - худой, мускулистый, с бесстрастным лицом изваяния - походил на заправского разбойника. Ганс и Ханна взирали со страхом на то, что он проделывал с клинками.
Представление закончилось, зрители вяло захлопали. Обезьянка стащила с головы фокусника шляпу и подбежала к толпе горожан. Монетки кидали неохотно. Ганс, для которого любое выступление артистов - хорошее ли, плохое - было волшебством, бросил серебряный талер.
– Почтенная публика! Не скупись! Брось монетку в шляпу!
– крикнул шпагоглотатель, скользя глазами по зрителям.
Обезьянка описала полукруг и остановилась. Положила шляпу на землю. Села на задние лапки и задумчиво уставилась на красные башмачки стоящей перед ней Мари. По толпе пробежал лёгкий шепоток.