Марикита
Шрифт:
Это говорили ее губы, но бедное кровоточащее сердце кричало совсем иное. Марикита долго пристально смотрела на шевалье, желая навсегда запечатлеть его образ в своей памяти. Лагардер также не сводил с нее глаз. Их чистые души слились в этом взгляде, полном любви и признательности.
– Забирай свою невесту! – в отчаянии повторила цыганка.
Слезы текли по ее щекам, а плечи содрогались от рыданий. Лагардер, боясь, что она не вынесет такого потрясения, прижал ее к груди и поцеловал в лоб.
– Я буду твоим братом, – сказал он ей. – Если тебе станет слишком тяжело, приезжай
– Прощай, – прошептала она. – Теперь мы встретимся только на небе.
И она отвернулась, чтобы не видеть печальных лиц Анри и его спутников.
– Что ж, прощай, дитя мое, – тихо произнес Лагардер. – Прощайте и все вы, не просящие у меня ничего и сделавшие для меня так много. Да подаст вам ваш бог. Как бы мне хотелось доказать вам, что я никогда не забуду вашей доброты!
– Иди, – сказала старая Мабель, – и всегда оставайся таким же сильным. Та, которую ты выбрал, смело может опереться на твою руку.
Вскоре группа всадников поскакала к французской границе, а цыганский табор направился в противоположную сторону. Марикита осталась одна, – безутешная, она шла, куда глаза глядят. Она часто оборачивалась и смотрела вслед отряду Лагардера. Когда он уже готов был исчезнуть вдали, цыганка забралась на камень, чтобы еще раз взглянуть на него.
Едва только французы скрылись из виду, как из ее горла вырвался сдавленный крик:
– Анри!
Это был вопль отчаяния и любви, давно уже рвавшийся наружу. И вдруг Марикита рухнула на землю. Бедная маленькая цыганка исполнила свой долг на земле. Она была мертва.
II
ГРАФ ДЕ ЛАГАРДЕР
Неподалеку от Байонны Хасинта неожиданно остановила брата, оборвав беседу с ним, и подъехала к шевалье.
– Скорее, скорее! – крикнула она. – Укройте всех за теми деревьями, и чтобы никто не показывался!
Анри, как и любой из его спутников, не имел обыкновения прятаться от опасности, так что слова девушки чрезвычайно его удивили.
– Да поспешите же, заклинаю вас, – продолжала она. – Только бы не было слишком поздно!
С этими словами она оттеснила всех к густому кустарнику и оливковым деревьям, по счастью росшим на обочине дороги.
– Да скажите же, наконец, в чем дело? – спросил Лагардер, уступая ее настойчивости и заезжая под сень ветвей.
Хасинта указала пальцем в сторону города и спросила:
– Видите два черных пятнышка там, на дороге?
– Двух всадников? Да, вижу.
– Один из них – женщина…
– О, Матерь Божья! – возмущенно воскликнул Кокардас. – Неужели мы уподобимся трусливым зайцам и станем прятаться при виде женщины? Хочешь, малыш, я выйду к этим людям и скажу им, что если у них дело к Лагардеру, то он к их услугам?
– Оставайтесь на месте и молчите, – властно сказала басконка, – вашего совета никто не спрашивал. – Потом она повернулась к девушкам. – Там женщина, – повторила она. – Мадемуазель де Невер, нужно ли мне говорить вам, кто это?
Аврора скорее почувствовала, чем поняла, о ком идет речь, и сердце ее учащенно забилось.
– Возможно ли это? – воскликнула она.
– С тех пор
– Бедная матушка! – вымолвила Аврора, сжимая руки.
– Несчастная! – прошептал Лагардер.
– Она снова приехала сегодня, как и вчера, – продолжала Хасинта. – Она приехала бы и завтра, если бы урочный час не пробил. Ее проводник – надежда, ее опора – долг. Однако случается, что и радость убивает. Теперь вы понимаете, почему я велела вам спрятаться? Нужно, чтобы встреча не оказалась слишком внезапной. Оставайтесь же здесь и предоставьте все мне.
Аврора увидит свою мать! В ожидании радостной минуты она опустила белокурую головку на плечо Анри и глубоко вздохнула. Из глаз ее лились слезы. Лагардер не пытался их остановить, ибо бывают минуты, когда сердце может разорваться, если избыток чувств не изольется в плаче.
– Анри, – говорила она, – ты снова вернешь меня матушке. Чем я заслужила такое счастье? Как мне благодарить вас обоих? Вы столько выстрадали ради меня!
– Разве и ты не страдала, бедное мое дитя? – ответил Анри.
Она склонила голову еще ниже, ее белокурые локоны мягко скользнули по его лицу.
– Я больше не вспоминаю об этом, – прошептала она. – Я счастлива.
А тем временем Хасинта, выполняя свой благородный замысел, оставила маленький отряд спрятанным в рощице и пошла в город. Ее стройная фигурка виднелась уже далеко впереди. Она шла скорым шагом, но все же не так быстро, как ей хотелось бы. Басконка боялась, что, увидев, что она так спешит, госпожа де Невер заподозрит неладное. А мать, так много выстрадавшую, и в самом деле охватывал страх. Она давно заметила женщину, легким шагом идущую к ней. Конечно, по этой дороге ходило много людей, но никто не двигался так быстро и уверенно. Сердце Авроры де Кейлюс узнало басконку раньше, чем глаза, и принцесса крикнула, как только сочла, что та сможет ее услышать:
– Хасинта, это вы? Но что вы здесь делаете?
– Новости не пожелали прийти сами, сударыня, – отвечала басконка, продолжая свой путь, – вот я и пришла вместо них.
– Вы что-то знаете… О, скажите скорее, умоляю вас! Скажите мне всю правду, я все выдержу, я сильная.
Это была уже не та бледная и холодная женщина, что запиралась когда-то в своей молельне в доме Гонзага. Сейчас ее снедала тревога, сердце ее бешено билось, а широко открытые глаза казались неестественно огромными от непролитых слез. Она не преувеличивала, когда утверждала, что в состоянии услышать правду. Однако если бы Хасинта сообщила ей недобрую весть, она, скорее всего, упала бы наземь, к копытам своего коня, и никогда бы больше не встала… Басконка поняла это с первого же взгляда; она была уже рядом со всадницей и трепала по холке благородного скакуна принцессы, танцевавшего от нетерпения.