Марина
Шрифт:
Разожгла утюг, костюм отпарила,
Своёва милова служить отправила.
На столе лежат четыре вилочки,
Теперь любовь моя лежит в могилочке.
— Правда, добро? — спрашивает Васятка.
Леночка пожимает плечами и говорит:
— А я к вам на лето приехала.
— Да, у нас воздух хороший, — степенно соглашается Семеновна.
— Пойдем пройдемся? — предлагает Леночка.
— Пойдем, только ты–то туфельки сыми. По нашей пылище и босиком можно.
— И я хочу босиком! —
Леночка убегает в дом.
В это время, заканчивая круг почета на голубом велосипеде, возвращается Колька.
— Коль, ну дай… — канючат косая Любка и Валерка Егорихин.
— Полай, — отвечает Колька.
Косая Любка становится на четвереньки и начинает тявкать, глядя куда–то мимо Кольки преданными косыми глазами.
— Вон до той березы, — показывает Колька самодовольно.
Потом на четвереньки становится Валерка Егорихин и тоже лает, глядя на Кольку.
— Чего на хозяина лаешь? — глумится Колька. — Ты вот что, ты меня на горбе потом по всей деревне повезешь…
Валерка поднимается с земли красный, с растерянным лицом, однако бубнит:
— Ладно.
Возвращается торжествующая Любка. Валерка садится на велосипед, весь просветляется и катит вдоль деревни.. Г
— А мне дашь? — спрашивает Васятка Уткодав.
— Не–а, ня дам! — отвечает Колька. — Ты, чего доброго, в Питер на ём уедешь.
— Да зачем же мне в Питер?
— А на Кузнецкий рынок. Утят продавать, — хохочет Колька.
Ах, анчихрист этот Колька! Чего вспомнил! Совсем несмышленым Васятка был, когда утят перестегал хворостиной. А и то сказать — ни сна ни роздыху у мальца, с трех лет утят паси, долюшка проклятая. А этому чужое горе в радость.
— Во те крест — не поеду в Питер! — кричит Васятка.
— Ладно. Был мячик твой — будет мой. Сизака дашь, — властно говорит Колька. Васятка молча кивает.
— Сдурел малец, — бормочет Семеновна, подойдя к Васятке.
— Ты не бойся, я потом все равно морду ему расквашу. Хочешь, полай, как Любка, я и за тебя ему потом морду расквашу.
— Нет, не хочу, — чуть не плачет Семеновна.
— Не хочу я твой лисапед, — вдруг говорит Васятка и как двинет Кольку в лоб.
Потом они валятся на траву и дерутся. А Семеновна тихонько–тихонько да крапивы набрала — она умеет так, чтоб не было больно, — да по голым ногам Кольку, по ногам. Колька визжит на весь Смык.
«Чистый боров», — думает Семеновна и скорей за березу, потому что на крыльцо выскочила невесть откуда взявшаяся Зинка. Васятка еле ноги успел унести.
— Анчихристы рогатые! Безотцовщина! — заорала Зинка. Потом она схватила голубой велосипед и поволокла его в дом.
Тут на улицу вышла Леночка и очень красивая и душистая тетенька.
— Здравствуй, — вежливо поклонилась ей Семеновна.
— Здравствуй, девочка, — сказала красивая тетенька.
Она подошла к Семеновне и присела рядом с ней на корточки.
— Ну–ка, закрой глазки, — попросила она. — Ух, какие у тебя реснички! Прямо километровые! А ножки, ножки!
Она подняла платье Семеновны повыше.
— Ути–пути–драпа–пути… Ух, какие у нас ножки пряменькие, — ласково говорила тетенька.
«И что это за слова такие? Надо запомнить», — думала Семеновна.
— И волосики… Ах, какие у нас косики–волосики, гусики–татусики. — Она погладила Семеновну по голове, а потом вдруг тревожно спросила: — А вшей нету?
— Были, — улыбаясь, ответила Семеновна, — да бабка их керосином вывела.
Тетенька заулыбалась.
— Чего ж обувку–то не сняла? — спросила Семеновна у Леночки.
Мама не позволила, — капризно ответила Леночка, рассчитывая, что не все еще кончено.
— На дороге стеклом можно порезаться, — категорически сказала Леночкина мама.
— Да ить туфли горазд добрые, — Семеновна заглянула ей в глаза.
— Ничего, у нас еще есть. И тебе можем подарить. Такой куколке да босиком ходить, — сказала тетенька,
— Благодарствую на добром слове. У меня у самой сандалии есть. И лаптей три пары. Дед Клок наплел. И ботинки мама с папкой прислали.
— Пойдем, да? — затеребила Леночка,
— Пошли, — согласилась Семеновна.
— Только далеко не уходите! — крикнула Леночкина мама.
— Не–е–е… — авторитетно заверила Семеновна. — — Пойдем в бабки Захарихи огород, — предложила она.
— Пошли…
Они пролезли в дырку меж палками и оказались в Захарихином огороде.
— Побегаем по травке, — предложила Леночка,
— Нельзя, помнем. Косить худо будет.
Семеновна понеслась по мягкой травянистой стежке к вишневым зарослям. Она ловко скинула с себя свое длинное платье, осталась в одних трусах и тут же повисла на тонком вишневом деревце.
— Обдирай, — крикнула она Леночке.
— А где их помыть? — поинтересовалась Леночка.
— А чего их мыть?
— А вдруг червяк?
— У–ту! Не тот червяк, которого мы едим, а тот червяк, который нас ест.
— Да? — усомнилась Леночка.
— Ага, — уверила Семеновна. Леночка с жадностью ела вишни.
«Как с осени некормленая», — подумала Семеновна. Потом она натрясла Леночке яблок. Принесла на ладошке смородины. При этом все что–то бормотала, бормотала, как бабка Домаша, потчуя гостей.
— Пошли теперь огурцы посмотрим. А то Егорихины куры нам с Захарихой — чистое наказание.
Кур на грядках не было. Но Семеновна на всякий случай покричала:
— Шиш, шиш, анчихристы рогатые!
— Что это? — спросила Леночка, указывая на капуст-. ные грядки.
— Капуста.
— Разве капуста такая? — усомнилась Леночка.
— А какая же? Просто она еще не закочанилась.
— Это та самая капуста? — с расширенными глазами спросила Леночка.
— А как же…
— Нет, это правда капуста?