Шрифт:
Глава 1. Товарно-денежные отношения
Первым, кого я увидела в этом странном мире, оказался мужчина весьма примечательной наружности.
Был он высок, широк, бородат и говорил на незнакомом языке. А ещё – мне так показалось – сердился. Хотя почему именно на меня, я не понимала. В чём я-то виновата?
Ни в чём. Так ему и ответила, глядя прямо в его глубоко посаженные чёрные глаза. А он только отмахнулся и пробурчал:
– А, гярд парсын!
– Я не понимаю! – сказала ему гордо. Он закатил глаза и, схватив меня за плечо, подтолкнул к повозке. Я хотела отпихнуть
В повозке, сколоченной из грубых не ошкуренных досок, я сразу поймала занозу в палец. Застопорившись, попыталась вынуть её, но мужчина нагло шлёпнул меня пониже спины, придав ускорения, и я свалилась лицом в вонючее, но мягкое и тёплое сено.
Мужчина бросил в меня плащом, который снял с плеч, и пошёл к лошади. Повозка качнулась под его тяжёлым телом, он причмокнул, щёлкнули поводья. Лес двинулся по обе стороны от меня, и я зарылась поглубже в сено, накрывшись плащом. Ох, с этой сыростью я точно заработаю пневмонию…
Рука наткнулась на тугой свёрток. Я зашарила ладонью, чтобы отыскать, как его развязать, но свёрток неожиданно раскрылся сам собой, и на меня глянули два больших блестящих глаза.
– Ах ты ж! – громко вскрикнула я от неожиданности, и обладатель глаз шарахнулся в сторону. Но я разглядела маленькое худенькое личико в грязных разводах, курносый носишко и крепко сжатый ротик. Спросила уже шёпотом: – Как тебя зовут?
Она не поняла, хлопая ресницами. Я покрутила головой, досадуя на свою тупость. Ну конечно, она не говорит на моём языке…
Протянув к ней руки, я невольно вспомнила Ташу. Моей девочке сейчас исполнилось бы четыре годика… Нет, нет, не хочу думать об этом, хочу забыть! Но этой малышке явно было холодно, даже закутанной в вязаную шаль, и я решительно подвинулась ближе, посадила её себе под бок и обняла. Девочка сжалась, как цыплёнок под квочкой. Какая кроха! Что она делает тут, в телеге? Кто она этому грозному мужчине, и где её мать?
Телега мерно покачивалась из стороны в сторону на ямках и неровностях дороги, и меня стало клонить в сон. Клевать носом было неудобно, и я прилегла в сено, удобно устроив ребёнка в изгиб руки. Будем греть друг друга, раз уж оказались вместе в это время и в этом месте.
А куда я попала, подумаю потом.
– Марина! Мар! Ты спишь? Открой дверь, Мар!
Так больно двигаться… Не хочу никого видеть. Не открою. Меня нет. Я умерла. Я останусь лежать здесь, в моей кровати, где спала вместе с мужем, который ушёл от меня, куда моя Таша прибегала по утрам и заползала под одеяло, стараясь не разбудить… Я просто комок тоски и одиночества.
Моей семьи больше нет, и всё остальное уже не важно.
Кто бы ни звонил в дверь, ни стучал, ни звал.
Повозку тряхнуло, и я проснулась. Ощущение острой боли в том месте, где, как говорят, находится душа, заставило застонать. Но тёплая девочка зашевелилась у груди, и я тихо позвала:
– Таша…
Сильная рука схватила меня за ногу и потянула:
– Тарай!
– Что?
– Тарай, парсын-ба!
Это что значит? Вылезай, что
Ну, я вылезла. Снова в холод, в промозглый ветер, в ночь. Но девочка осталась со мной, и мужчина гаркнул на меня что-то непонятное и очень страшное. Вырвал её из моих рук и снова посадил в повозку. Малышка, разбуженная, захныкала, но мужчина прикрикнул на неё, и она замолчала, сунув в рот край своей накидки. Вид этого запуганного существа, которому было так хорошо со мной, а теперь стало плохо, разозлил меня. Я набросилась на мужчину с кулаками, колотя в грудь:
– Ты, придурок, не ори на неё! Ей холодно и страшно, а ты зверь дикий, вот ты кто!
– О-о-о! – удивился такому повороту мужчина и схватил меня за запястья. Всё, как пришпиленная бабочка, я больше не могла двигаться! Но вот рот мне заткнуть он не догадался, и я продолжила свой монолог:
– Это твоя дочь, да? Посмотри на неё, какая она маленькая и несчастная! Всё, что ей нужно, это немного тепла и внимания! А ты только кричишь на неё!
Он встряхнул меня, и я захлебнулась своим гневом. Чего я выпендриваюсь? Я же никто этой девочке… Но она напомнила мне Ташу! Свою дочь я не смогла спасти, быть может, мне удастся спасти чужую? Поэтому не отводила взгляд от тёмных злых глаз. Выдержу – победа моя, не выдержу, опущу взгляд – пропаду сама и девочку не спасу.
Он отвёл глаза в сторону первым и кивнул мне на дом, возле которого мы остановились. Прочитать вывеску я всё равно не смогла бы, но мне этот дом не понравился. Я помотала головой и кивнула на девочку. Мужчина отпустил мои руки, оглядел меня с ног до головы и скривился. Я нахмурилась и тоже осмотрела себя. Что ему не нравится?
Мои треники? Кроссовки, полностью промокшие и измазанные грязью? Мой плащик? Пояс я где-то посеяла, майка напиталась водой и липла к голой груди, показывая соски. Я запахнула плащ и снова вскинула голову. Мужчина нахмурился, но, видимо, принял решение, потому что схватил меня за руку и потащил к дому. Я пыталась затормозить, крича что-то о его дочери, но он меня не слушал. Распахнул дверь и втолкнул меня внутрь.
Ох, мама дорогая, разве заслужила я, попав в этот мир, оказаться в публичном доме?
В зале, где мы находились, было несколько клиентов, а с ними девушки – помоложе, постарше, но в основном лет эдак тридцати. Выражения лиц у них были жеманные, одежда словно куплена в онлайн-магазине для интимных ролевых игр. А вот макияжа почти не было, отчего выглядели девицы довольно непривычно – как линялые золотые рыбки. Волосы сальные, распущенные по плечам, на головах у некоторых – кокетливые шляпки.
И обстановка этого провинциального кабаре была под стать. Облезающая кое-где позолота на подсвечниках, растрескавшиеся половицы, прикрытые потёртыми коврами, фарфоровые статуэтки с отбитыми руками и носами – всё бросалось в глаза, как бы ни старались это спрятать. Мда, могло бы быть и пошикарнее…
Мужчина окликнул одну из женщин и поманил её рукой. Та подошла, глядя на меня оценивающе. Завязался разговор, смысл которого я поняла – мой спаситель торговался с моей будущей хозяйкой. Во сколько они оба меня оценили? Знай я язык и цену валюты… Однако кожаный кошель, перекочевавший из рук женщины в руки мужчины, показался мне увесистым. Ладно, похоже, я стою довольно дорого! Однако здесь не останусь. Сбегу.