Шрифт:
Пролог
Поздним летним вечером мы с моей подругой Маринкой сидим на веранде ее огромного дома и пьем чай. Точнее, чай остывает на столе, а мы, блаженно вытянувшись в креслах, смотрим в темнеющее на глазах небо и молчим. Редкий миг: кругом какая-то восхитительная, наполненная травяными ароматами уходящего лета тишина, в которой хочется раствориться без остатка. Где-то внизу разноцветные фонарики просвечивают изнутри спокойную воду бассейна. На душе удивительная, почти забытая гармония, которой так не хватает
— Таша, ты уже загадала желание? — шепчет мне Маринка.
— Да… — отвечаю задумчиво. — Хочу, чтобы у тебя теперь всегда так было…
— Как — так?
— Спокойно. Как сейчас.
Маринка ничего не отвечает, только загадочно улыбается куда-то в темноту.
— Кто знает, что будет… Кстати, ты помнишь, сколько лет мы уже знакомы? Я тут стала вспоминать — и со счета сбилась. Знаешь, странная штука: четко помню только те последние три года, что живу с Борисом. Все остальное смешалось в какой-то чудовищный клубок: имена, даты, что, когда и с кем происходило. Как будто затмение какое-то.
— Сколько, спрашиваешь, лет? Непростой вопрос! — силюсь в свою очередь вспомнить я. — Когда ты меня на мосту тогда подобрала, помнишь?
— Еще бы не помнить! Мне те твои стеклянные глаза до сих пор в кошмарах снятся…
— Так вот, — продолжаю я, — тогда мне было двадцать два года. Я как раз институт заканчивала… Значит, почти десять лет! Даже не верится…
— Не говори! Каждый раз удивляюсь, как время пролетело. Мне-то все кажется, что я только-только школу закончила, — а уже бабушка! Скажи, я очень изменилась за эти годы? — вдруг спрашивает Маринка, взволнованно приглаживая волосы, и пытливо смотрит на меня.
— Очень! И дело даже не во всем этом, — искренне говорю я и обвожу рукой окружающую обстановку. — Это только дополнение. Ты изменилась изнутри. Стала такая живая, свободная, какой, наверно, и должна была быть с самого начала. Как будто ты много лет была зачарованная, по какому-то кругу ходила, а сейчас наконец очнулась, вернулась к себе самой… — Вдруг мне в голову приходит неожиданная мысль. Я взволнованно приподнимаюсь и смотрю на подругу. — Маринка! А можно я про все это напишу?
— Про что, Таша?
— Про все, что было! Про твою жизнь, про мою… Я ведь не знаю, где бы я сейчас была, если бы не ты!
— Ладно тебе! Кому это может быть интересно? Подумаешь, жизнь! Обычная, как у всех. — Маринка снова смеется. У нее очень молодой, заливистый смех. Да и на вид ей не дашь больше тридцати пяти — она скорее похожа на мою старшую сестру. Хотя на самом деле ей уже сорок пять.
— Нет, не обычная! Ты только вспомни, что с тобой было еще пять лет назад. И со мной… Могли ли мы представить, что будем сидеть на веранде в твоем загородном доме — вот так?
— Ты неисправимый романтик, Таша! — говорит Маринка уже серьезно, встает и облокачивается на резные деревянные перила, как будто
Я смотрю на Маринку: удивительно, что остались в России еще такие женщины. Как будто шагнувшие из романов Достоевского. Вроде бы внешне ничего особенного — достоинство и скромность, но внутри дремлет скрытый огонь, который в одну минуту может выплеснуться и все вокруг разрушить… Надо же, какой странный образ пришел мне в голову в этот волшебный вечер! И вздрагиваю от знакомого голоса:
— Эй, девчонки! Вы тут не спите еще? — Через балконную дверь к нам, широко улыбаясь, выходит Борис. У него на плече египетским изваянием замерла сиамская кошка Нифа. Борис выносит две большие пушистые шали: — Укройтесь вот. А то замерзнете еще, простудитесь. Все-таки осень скоро. Утверждаю как врач: августовское тепло обманчиво…
— Борис, ты, как всегда, внимателен! Кто еще обо мне так позаботится? — Я растроганно кутаюсь в шерстяную шаль.
— Ты заслужила заботу! — смеется Борис. — В этом доме к тебе особое отношение, несмотря на все твои фокусы…
Маринка стоит у перил не поворачиваясь и смотрит вдаль. Борис накидывает шаль ей на плечи и бережно обнимает. Я улыбаюсь. Когда рядом с Маринкой появился Борис, мне впервые стало за нее спокойно.
— Шли бы вы в дом, — говорит он.
— Еще пару минут. — Маринка смотрит на него умоляюще. — Тут так хорошо!
— Так и быть! — говорит ей Борис. — Но только не засиживайтесь: завтра Таше и мне на работу, вставать рано, а наши ночные птички еще не раз проснутся!
— Хорошо! — кивает Маринка. — Иди ложись. Мы скоро… Борис уходит, и вокруг нас снова воцаряется прежняя тягучая тишина.
— Он у тебя такой хороший! — вздыхаю я.
— Да, очень, — рассеянно подтверждает Маринка.
— Ты, наверно, сейчас очень счастлива?
— Наверно, — тихо говорит Маринка и поворачивается ко мне: — Борис прав, поздно уже. Пойдем, я уложу тебя спать. Ляжешь, как всегда, в его кабинете?
— Конечно! Там атмосфера особенная. Картины, книги… Вдруг приснится вещий сон о прошлой жизни?
— Ты с этой-то разберись! Идем! Только тихо. Сокровищ моих не разбуди!
— Буду как мышка!
Мы на цыпочках поднимаемся по широкой лестнице.
— Хочешь посмотреть на них? — подмигивая, спрашивает Маринка.
— Да!
Подруга прикладывает палец к губам и открывает одну из дверей. За ней все дышит духом детской — особым духом чистого молочного тепла и счастья. Приглушенный свет ночника не мешает мне рассмотреть пухлые, милые мордашки троих малышей.
— Какие хорошенькие! — улыбаясь, шепчу я и осторожно прикрываю за собой дверь. — И так выросли! Ты молодчина!
Маринка ничего не отвечает, но я вижу, что она очень довольна. Лучшего комплимента для нее и придумать нельзя.