Марьинские клещи (сборник)
Шрифт:
Отважные советские бойцы для фашистов были «бестиями».
Ну, понятно! Как иначе?
А для Родины они были тогда и на века остались Героями!
Либо известными, либо неизвестными.
Как волки в облаве натыкаются на красные флажки, так и фашисты натыкались на каждом километре своего пути на Восток на невиданное сопротивление советских войск, на их жесткие, сокрушающие атаки. Ничего подобного не оказывали армиям 3-го Рейха англичане, французы, австрийцы, чехи, поляки, а уж о румынах, болгарах, норвежцах и итальянцах нет и речи.
Паразитируя на идее
Фюрер в «Обращении» к солдатам умолчал о том, что, проводя совещание в своей Главной Ставке, ещё 17 сентября 1941 года он был вынужден признать: «Мы открыли дверь в Россию, не зная, что за ней находится. Абвер не справился со многими из своих задач».
И опять же канцлер не назвал истинные причины «провала» Абвера.
Одна из них состояла в том, что за полтора года до нападения фашистов советская военная контрразведка ликвидировала около двух тысяч агентов и более 60 резидентов Абвера, действовавших на территории РСФСР и других республик СССР.
Кто же они были, кого канцлер Германии Адольф Гитлер на весь мир обозвал в своём «Обращении» «бестиями»?
— Мама, а наш папка куда ушёл? — спросонья спросил Витёк, потирая кулачками глаза.
Он явно не понимал, что происходило в доме.
Прошлёпав босиком по полу, Витёк пытливо взглянул в глаза матери.
— Что ты в такую рань поднялся? — удивилась Анна и погладила по головке любимого восьмилетнего сына. — Иди, давай, спи ещё. Отца вызвали на аэродром, скоро он вернётся, иди, ложись.
— Почему у тебя глаза красные, ты плакала? — не унимался Витёк.
— Когда вырастешь, сам всё узнаешь! — вздохнула мать, и чуть снова не заплакала.
Виктор вырос, стал военным, дослужился до звания полковника. И, действительно, всё узнал и поведал людям, написав свои замечательные воспоминания об отце-герое и товарищах, с которыми он служил.
Тогда в 4 часа утра 22 июня, полк, где одной из эскадрилий командовал отец Виктора — Николай Гастелло, подняли по тревоге. Лётчики думали про очередное учение, но комиссар объявил: «Германия напала на СССР».
Прозвучал приказ на боевой вылет, экипажи заняли свои места в машинах.
В люки самолётов загрузили бомбы, заправили боевые ленты в пулемёты.
С аэродрома Боровское под Смоленском в тёмное небо улетали один за другим «ДБ-3ф» — новые бомбардировщики, приписанные к дальней авиации. Теперь, в горячке первых часов войны, их использовали в качестве штурмовиков и выпускали в воздух без всякого прикрытия. Хотя это было очень рискованно, но другого выхода не нашли — сопровождающих самолётов, быстрых истребителей просто не было.
Тяжелые машины зависали над вражескими колоннами, которые устремились вглубь страны через приграничный посёлок Лептуны.
Наши самолёты сбрасывали бомбы на врагов, вели огонь из пулемётов. Советские лётчики видели, как внизу вспыхивала и загоралась бронированная техника, в панике и ужасе разбегалась пехота, экипажи танков и артиллерийские расчеты.
Враг, сделавший ставку на внезапность, пришёл в бешенство от советского удара. В небо поднимались «Мессершмитты», «Фокке-вульфы», беспрерывно грохотали противоздушные орудия, целясь в наши атакующие самолёты. И некоторые из них, из этих тяжеловозов, не приспособленные для маневра, не выдерживали поединка с фашистами, либо загорались и падали, либо уцелевшие быстро уходили на домашние аэродромы.
Экипаж Гастелло, командира 4-й эскадрильи, сделал десяток вылетов в первые два дня войны. Летчики уничтожали фашистов, их технику, и неизменно приземлялись на аэродроме в Боровском невредимыми, будто они были заговорёнными, недосягаемыми для врагов. Но всё же общие потери наших тяжеловесов быстро росли. Что делать? И вот придумали! На них срочно ставили дополнительный крупнокалиберный пулемёт. Поэтому на третий день войны машины Николая и ещё некоторых экипажей находились на земле.
Монтаж второго пулемёта уже закончили, когда в небе загудел «Юнкерс-88». Снизившись над домами городка летчиков, он осыпал крыши пулемётными очередями. Улетев в сторону леса и там развернувшись, бомбардировщик прицельно пошёл в атаку на притихшие на земле «ДБ-Зф».
От налётчика те, кто был на аэродроме, бежали кто куда — под самолёты, в укрытия, в канавы. Николай, оценив ситуацию, открыл дверцу своего самолёта и вскочил в кабину стрелка-радиста. Там уже стояла новая, ещё ни разу не опробованная, турельная пулемётная установка с заряженной лентой.
Немец опять пикировал, и уже шёл прицельно на самолёт Гастелло.
Николай уловил противный свист, скрежет — это пули с фашистского «Юнкерса» впивались в крылья и правую плоскость его любимой машины.
— Наглец, скотина! — не сдержался капитан и выругался. — На целый аэродром замахнулся, а! Ну, гад, получай за свой разбой!
Николай схватился за пулемёт, но было поздно. Фашист уже набирал высоту. Вскоре он развернулся там же над лесом, где и первый раз, и пошёл на второй заход, стал приближаться.
Капитан увидел, как с борта «Юнкерса» неслись прямо на него красные жгуты — это были пули.
Это неслась смерть!
Злость охватила командира экипажа.
До боли в пальцах сжав пулемёт, Гастелло нажал на спуск и выдал длинную очередь по летящему врагу. Самолёт потерял равновесие, качнул крыльями, а ближе к лесу зачадил из хвоста чёрным дымом, самолёт падал, приближался к земле.
И неожиданно в стороне от аэродрома, возле леса, раздался оглушительный взрыв — это «Юнкерс-88» грохнулся о землю, взорвался не израсходованный боезапас.
Красноармейцы, вскочив на аэродромную полуторку, покатили искать экипаж сбитого стервятника. И довольно быстро нашли его.
Экипаж взяли в плен.
Командиром оказался ас-подполковник, на груди у него болтались три «Железных креста». Важная птица — куда с добром! От страха подполковник тряс головой, ещё не веря, что его сбила русская пуля на третий день войны. Фашистский лётчик озирался на товарищей — майора, лейтенанта и капитана, будто те были причиной падения «Юнкерса-88».