Марий и Сулла. Книга первая
Шрифт:
— Разбойники грабят ваше имущество, разоряют и жгут дома, деревни, города — и вы молчите? Они насилуют ваших жен и дочерей, продают их в рабство — и вы молчите? Царь, наш владыка, заботится о вас, он хочет освободить страну от нашествия иноземцев и заклинает вас богами взяться за оружие. Неужели вы не поможете ему?
Нумидийцы свирепели и, образовав конные отряды, двигались на соединение с царскими войсками.
Метелл между тем затягивал переговоры: он не отказывал царю в мире, но и не обещал его, а послов склонял к измене, соблазняя их выгодами и преимуществами, начальствованием над вспомогательными нумидийскими отрядами, которых у него еще не было, но которые он надеялся сформировать, когда число перебежчиков увеличится.
Поняв, что Метелл не желает мира, Югурта стал беспокоить римские легионы внезапными нападениями, отбивая обозы, снимая часовых, уничтожая дозоры. В то же время он стягивал пехоту и конницу к реке Мафулу.
Но не легко было двигаться нумидийцай по пескам: железные шипы, разбросанные, по приказанию Метелла, на двадцать четыре стадия в окружности, замедляли быстрое движение конницы, — лошади спотыкались, падали, и это расстраивало ряды.
Югурта ждал римлян у Мафула. Сосредоточив слонов и часть пехоты под начальством Бомилькара у реки, он отвел лучшие войска и конницу к холмам, поровшим кустарником, чтобы господствовать над правым флангом противника.
Увидев подходившие римские легионы, Югурта объехал манипулы и турмы, заклиная воинов защищать своего царя и родину.
— Мы их били и гнали под ярмо! — кричал он визгливым голосом, и белые зубы сверкали на его желтом, с черными усиками и небольшой бородкой, лице. — А теперь будем бить трусливые легионы Метелла! Не забывайте, что воины остались те же, дух войска не изменился, хотя вождь у них иной!
Воины закричали:
— Защитим тебя и родину! Смерть разбойникам! Югурта улыбнулся, помахав барашковой шапкой и, кликнув посыльного, приказал:
— Скорее к Бомилькару! Скажи ему так: царь при казал напоить слонов рисовым отваром, примешав к нему мирры, вина и сахарного тростника. А на спинах слонов установить башни с машинами и посадить воинов.
Югурта смотрел, как Метелл, выдвинув три колонны правого фланга, устанавливал между манипулами пращников и стрелков, а на флангах — конницу, — и щурился, хитро улыбаясь. Когда римляне спустились на равнину, Югурта двинулся, во главе двух тысяч человек, к горе, оставленной неприятелем.
— За мной! — крикнул он и выехал вперед. Нумидийцы напали на противника с тыла, обрушились справа и слева: метательные копья, камни и дротики поражали римлян издали, а легионы не имели возможности отбиваться и завязать рукопашный бой. Нумидийская конница рассеивалась при наступлении врага, окружала римских всадников, расстраивала их ряды, вызывая общее смятение.
Югурта, уверенный в победе, хотел было послать подкрепление Бомилькару, но, взглянув на равнину, встрепенулся. Что это? Метелл восстанавливает ряды, выводит легионы против нумидийской пехоты.
— Отбросить разбойников! — приказал он и, спешившись, побежал вдоль рядов, ободряя воинов.
Пехотинцы бросились на римлян. Югурта сам руководил сражением. Он воодушевлял бойцов, баллисты и катапульты дружно работали, и неприятель был задержан.
Вечером Югурта получил известие о разгроме Бомилькара и, заплакав от ярости, приказал отступить.
XIX
Месяцы бежали один за другим, а войне, казалось, не будет конца.
Югурта шел по пятам за Метеллом; он тревожил римские легионы отчаянными налетами: неслышно подойдет ночью, часть отряда перебьет, а часть уведет в плен, и прежде чем римляне подоспеют на помощь — враг уже исчез.
Он сжигал в местах, через которые должны были пройти римляне, сено и солому, отравлял в источниках и колодцах воду, внезапно появлялся перед Метеллом, нападал с тыла, отступал, вновь нападал, однако от боя уклонялся.
Такая война утомляла легионы, но они не смели роптать, боясь наказания строгого военачальника и суровых взысканий Мария и Рутилия.
Метелл доносил в Рим о победах, а братьям своим писал:
«Марий, посланный за хлебом в Сикку, был настигнут Югуртой, но разбил варвара в воротах города. Нумидийцы бежали.
Зама мне надоела.
Вижу, что город не взять приступом, а Югурту не принудить к битве. Кончается лето, начнутся дожди и холода. Учитывая наступление непогоды, я решил отступить от Замы и расположиться на зимние квартиры в римской провинции, почти на границе Нумидии.
О Марии скажу, что это способный военачальник, но если он будет когда-либо государственным мужем, его политическая недальновидность принесет больше вреда, чем пользы. Мы беседовали неоднократно, сидя в шатре за чашей вина. Его необразованность меня поражала; он часто не умеет ответить на простой вопрос, известный нашим школьникам. Я говорил с ним о законах XII таблиц, — подумайте, дорогие братья! — он не имеет понятия о них! Не правда ли — стыдно и недопустимо? Удивляюсь, как республика выдвигает таких невежд на общественные должности! Прощайте».
Марий тоже переписывался с друзьями. Это были популяры, на поддержку которых он рассчитывал, мечтая о консульстве. Он возбуждал Меммия и Сатурнина хитрыми намеками, похвалялся, что, если б не Метелл, затягивающий войну с Югуртой, он, Марий, давно бы ее кончил сам; писал, что популяры мало заботятся о благе родины, если доверяют жизнь плебеев-воинов сумасбродству аристократа, считающего себя вторым Сципионом Эмилианом, и обращался прямо к Сатурнину: «Ты, конечно, знаешь, что К.Ц. Метелл тебя недолюбливает, а ты, по-видимому, дорогой Люди и, к нему благоволишь. Ведь он побеждает! А если бы ты знал истинное положение вещей, то весьма бы удивился: побеждает не хвастун Метелл, а я, скромный легат. Но прошу тебя как друга: не болтай об этом, иначе может случиться, что народ вызовет меня в Рим, чтобы избрать консулом, а Метелла отзовет! Я никому не желаю зла и не хочу, чтобы в Риме говорили обо мне: «Вот человек, добившийся высшей магистратуры путем хитрости и поддержки популяров!»
Ответ Меммия запоздал. Марий получил его после известия о казни Бомилькара, которого Метелл склонял к измене. Меммий писал, что взяточники получили, наконец, по заслугам: Гай Бестия, Спурий Альбин и Люций Опимий отправились в изгнание, только главный виновник, Марк Эмилий Скавр, выбранный председателем комиции по делам государственной измены, сумел получить цензуру и благодарность сената.
Эпистола кончалась словами:
«Все это, дорогой Марий, меня возмущает, а наглость сената доводит до бешенства: подумай только — при распределении провинций Нумидия предоставлена Метеллу еще на год! Неужели боги не накажут аристократов за пристрастие и глумление над плебсом? Поэтому требуй у Метелла отпуск, чтобы выступить кандидатом на консульскую должность, а мы тебя поддержим».