Мария Антуанетта
Шрифт:
В такие часы ей всегда стыдно за недостойную слабость этого человека, более заботящегося о своём желудке, чем о своей чести, способного в моменты жестокого унижения как ни в чём не бывало уминать пищу и дремать. Горящими глазами смотрит она мимо него, пытаясь не выдать своего ожесточения; и от Собрания отворачивается королева, она вообще предпочла бы ничего не слышать, ничего не видеть. Одна она чувствует всю унизительность этого дня, а в пересохшем горле – горечь всего того, чему ещё предстоит свершиться; но ни на мгновение она не теряет самообладания, всегда величественная в часы, требующие от неё этого. Не слезинки не увидят у неё мятежники, ни вздоха не услышат, всё глубже и глубже отодвигается она в сумрак ложи.
Наконец, после восемнадцати ужасных часов в этой раскалённой клетке, королю и королеве разрешено отправиться в бывший монастырь Фейянов, гду в одной из пустых, запущенных келий им поспешно приготовлен ночлег. Посторонние женщины одалживают королеве ночную рубашку и кое–какое постельное бельё, у одной из своих горничных должна она взять взаймы несколько золотых; свои деньги она либо потеряла, либо забыла в суматохе захватить. Теперь, наконец оставшись одна, Мария Антуанетта что–то ест. Но за решётчатыми окнами всё ещё неспокойно, город лихорадит, всю ночь толпы людей бродят по улицам. Со стороны Тюильри слышен глухой стук катящихся по мостовой телег. Это увозят трупы многих сотен погибших при штурме дворца ужасная ночная работа. Труп королевской власти уберут среди бела дня.
Завтра и послезавтра королевской семье опять надо присутствовать в той же самой ложе на заседаниях Национального собрания; с каждым часом чувствуют король и королева, как в этой пылающей печи плавится их власть. Вчера говорили ещё о короле, сегодня Дантон говорит уже об "угнетателях народа", а Клоотс – о "личностях, именуемых королями". Вчера для "пребывания" двора предлагали ещё Люксембургский дворец и обсуждали кандидатуру воспитателя дофина, сегодня – формулировки резче: короля поставить под sauvegarde de la nation [195] – несколько более мягкий синоним понятия "тюрьма"; кроме того, Коммуна, новое революционное городское самоуправление, созданное в ночь на 10 августа, не дала своего согласия на то, чтобы Люксембургский дворец или здание министерства юстиции стали резиденцией короля, и совершенно ясно сформулировала причину отказа: из этих зданий можно очень легко организовать побег королевской четы. Лишь в Тампле может быть гарантирована безопасность detenus [196] – всё обнажённее становится понятие тюрьмы. Национальное собрание, втайне довольное тем, что с него снимается ответственность за решение, заботу о короле передаёт Коммуне. Она обещает отвезти королевскую семью в Тампль "со всем уважением, подобающим данным печальным обстоятельствам". Таким образом, с этим вопросом покончено, но затем целый день, до двух ночи, мельница перемалывает бесконечный ворох слов, и ни один из выступающих ничего не говорит в защиту этих униженных, сидящих сгорбившись в темной ложе, в тени своей судьбы.
195
sauvegarde de la nation– Защиту нации (фр.).
196
Лишь в Тампле может быть гарантирована безопасность detenus...
detenus– Заключённых, задержанных (фр.).
Наконец 13 августа Тампль подготовлен. За эти три дня пройден чудовищно долгий путь. Между абсолютной монархией и Национальным собранием дистанция столетия, между Национальным собранием и конституцией – два года, между конституцией и штурмом Тюильри – несколько недель, между штурмом Тюильри и арестом короля – всего три дня. Теперь лишь несколько недель – и эшафот, а затем один–единственный толчок – и труп в гробу.
В шесть вечера 13 августа королевскую семью под руководством Петиона привозят в Тампль – в шесть вечера, до темноты, не ночью: победоносный народ должен видеть бывшего властелина и особенно её, высокомерную королеву, на пути в тюрьму. Два часа, нарочито медленно, движется карета, делая специально крюк через Вандомскую площадь, чтобы Людовик XVI мог видеть сброшенную с цоколя и разбитую по криказу Национального собрания статую своего прадеда, Людовика XIV, чтобы король не сомневался более – покончено не только с его личным господством, но и со всей его династией.
Одновременно, поскольку бывший владыка Франции меняет замок своих предков на тюрьму, новый властелин Парижа также меняет свою резиденцию. В ту же ночь гильотину вывозят со двора Консьержери и устанавливают на площади Карусель. Франция должна знать: с 13 августа не Людовик XVI повелевает Францией, а Террор.
ТАМПЛЬ
Уже темнеет, когда королевская семья прибывает в Тампль, бывший замок храмовников. Окна основного здания – ведь сейчас народный праздник освещены бесчисленными лампионами. Мария Антуанетта знает этот маленький дворец. Здесь в счастливые, беззаботные годы рококо жил брат короля, граф д'Артуа, её партнёр по танцам, товарищ в развлечениях. Однажды зимой, под заливистый звон бубенчиков, в разукрашенных санках, четырнадцатилетняя дофина, укутанная в дорогую шубку, приехала сюда, чтобы перекусить на скорую руку у деверя. Нынче в этот дворец приглашают их на более длительное время менее гостеприимные хозяева – члены Коммуны, и вместо лакеев в дверях, словно заботливые стражи, стоят солдаты Национальной гвардии и жандармы. Большой зал, в котором узники сервируют ужин, знаком нам по знаменитой картине "Чай у принца Конти". Мальчик и девочка, развлекающие избранное общество концертом, – восьмилетний Вольфганг Амадей Моцарт и его сестра. Музыка и весёлое настроение царят в этих покоях, счастливые, умеющие наслаждаться господа жили здесь всего каких–нибудь пятнадцать лет назад.
Но не этот изящный дворец – в покоях его, обшитых деревянными позолоченными панелями, возможно, до сих пор ещё живут отзвуки той серебряной моцартовской лёгкости – определён Коммуной как резиденция Марии Антуанетты и Людовика XVI, нет, жить они будут в расположенных поблизости двух древних круглых крепостных башнях с остроконечными крышами. Построенные в средние века храмовниками, эти неприступные укрепления из тяжёлого плитняка, серые и угрюмые, словно Бастилия, порождают мистический ужас у впервые увидевших их. Со своими тяжёлыми, обитыми железом дверьми, со своими низкими окнами, со своими мрачными, окружёнными каменными стенами двориками напоминают они о давно забытых балладах стародавних времён, о тайных судилищах, об инквизиции, о камерах пыток. Боязливо смотрят парижане на этих немых свидетелей жестоких времён; бесполезные и поэтому вдвойне таинственные, высятся башни в густонаселённом квартале мелких торговцев и ремесленников. Был глубокий и страшный смысл в назначении этих старых, ставших ненужными стен – стать тюрьмой для также ставшей ненужной королевской власти.
В последующие недели повышается надёжность этой тюрьмы. Маленькие домишки вокруг крепости сносят, деревья во дворе срубают, чтобы облегчить наблюдение со всех сторон, кроме того, оба голых, совершенно пустых двора возле крепости отделяют от других строений каменной оградой; теперь, чтобы попасть в собственно цитадель, надо преодолеть три крепостных стены. Возле каждого выхода построена сторожевая будка, перед каждой внутренней дверью, на всех переходах с этажа на этаж старательно сделаны барьеры, заставляющие всякого входящего и выходящего семь–восемь раз предъявлять охране свои документы. Ратуша, несущая ответственность за узников, ежедневно назначает по жребию четырёх комиссаров (каждый раз других), обязанных круглые сутки вести надзор за всеми помещениями крепости и вечером брать под личную охрану ключи от всех её дверей и ворот. Никто, кроме этих комиссаров и городских советников, не имеет права переступать порог крепости Тампль без специального пропуска магистрата: ни Ферзену, никому из друзей королевской семьи не приблизиться к ней, возможность передачи писем, какого бы то ни было общения с внешним миром абсолютно, во всяком случае так кажется, исключена.
Ещё более сурова и ещё сильнее ранит королевскую семью другая мера предосторожности. В ночь на 19 августа являются два чиновника магистрата с приказом удалить из крепости лиц, не принадлежащих к королевской семье. Особенно болезненно для королевы расставание с принцессой Ламбаль, которая, уже находясь в безопасности, добровольно вернулась из Лондона, чтобы в трудный час показать свою преданность подруге. Обе чувствуют, что не увидят более друг друга; при этом расставании, проходящем без свидетелей, Мария Антуанетта, вероятно, дарит подруге прядь своих волос, заключённую в кольцо с трагической надписью: "Они поседели от горя", найденное позже на растерзанном трупе принцессы. И воспитательница дофина мадам де Турзель со своей дочерью должна перебраться из этой тюрьмы в другую, в Форс, так же как и дворяне из свиты короля, – лишь одного камердинера оставляют ему. Таким образом, исчезают последние следы придворного штата, и королевская семья Людовик, Мария Антуанетта, двое детей и принцесса Елизавета – остаётся в одиночестве.
***
Страх ожидания какого–либо события подчас непереносимее самого события. Унижая короля и королеву, неволя всё же пока гарантирует им некоторую безопасность. Толстые стены, окружающие их, забаррикадированные дворы, стража с заряженными ружьями – всё это исключает любую попытку побега, но в то же время и защищает от возможного нападения. Теперь не нужно более королевской семье, как это было в Тюильри, ежедневно, ежечасно прислушиваться, не ударил ли набатный колокол, не забили ли барабаны тревогу, нет более непрерывного ожидания нападения; в этой уединённой башне изо дня в день один и тот же распорядок, одно и то же охраняемое одиночество, одна и та же удалённость от всех волнений внешнего мира.
Городское самоуправление сначала делает всё, чтобы удовлетворить физические потребности пленных членов королевской семьи: беспощадная в борьбе, Революция в своей глубокой сущности не бесчеловечна. После каждого жестокого удара она даёт передышку своей жертве, не подозревая, что как раз эта пауза, это кажущееся ослабление напряжения делает для побеждённых поражение ещё более ощутимым. Первые дни после перевода в Тампль городское самоуправление делает всё, чтобы облегчить арестованным пребывание в тюрьме. Помещения большой башни заново обиваются, обставляются мебелью, под жилье отводится целый этаж – 4 комнаты для короля, 4 – для королевы, золовки королевы Мадам Елизаветы, детей. Им разрешено в любое время выходить из мрачных, сырых помещений башни гулять в сад; Коммуна особенно заботится о том, что для короля является, к сожалению, едва ли не самым важным, – о хорошей и обильной пище. Не менее 13 человек готовят пищу и обслуживают его за столом, каждый обед содержит по крайней мере три первых, четыре закуски, два жарких, четыре лёгких блюда, компот, фрукты, вина – мальвазию, бордо, шампанское; затраты на питание за три с половиной месяца составляют не менее 35 тысяч ливров. До тех пор пока Людовик XVI ещё не считается преступником, Коммуна снабжает его бельём, одеждой, различными предметами обихода. По его желанию в Тампль доставлена целая библиотека – 257 книг, в основном латинские классики, что позволяет ему коротать время.