Мария Федоровна
Шрифт:
5 июля 1894 года Мария Федоровна и Александр III отправились в Финляндию на корабле «Царевна». Первой остановкой был Лангинкоски — любимое место императорской семьи, затем Хёгсора — место у берегов Финляндии, где за год до того затонул российский военный корабль «Русалка», на борту которого находились 179 человек. Несмотря на нездоровье, царь хотел своими глазами посмотреть на проводимые там поисковые работы.
По дороге в Корно Мария Федоровна писала Николаю: «С прошлого четверга мы на любимой „Царевне“. Поездка доставляет мне много радости, в особенности потому, что твой отец чувствует себя здесь хорошо. Он страстно желал
Четыре дня императорская чета провела на Аландских островах. Царь совершал неторопливые прогулки и с удовольствием сидел с удочкой на берегу и вместе с Марией Федоровной наслаждался прекрасными песнями местного хора. На обратном пути царь и царица вновь посетили Хёгсора и провели здесь два дня, так как стояла прекрасная погода. Александр Александрович и Мария Федоровна встречались с простыми людьми, смотрели, как финские рыбаки ловят неводом рыбу. Узнавая о бедах и несчастьях простых людей, они каждый раз оказывали им помощь деньгами или подарками. Так, во время одной из встреч потерявший обе ноги финн по имени Хэгерт получил от царя значительную сумму денег, а финский лоцман Ф. Веннерквист, организовавший показательную ловлю неводом рыбы, — серебряные часы.
Последние дни отпуска императорская чета провела в Лангинкоски. Прощальный вечер на финской земле прошел великолепно. Ужин готовила сама царица вместе с дочерью Ксенией. Праздничный стол также был накрыт Марией Федоровной. Царь и царица получили в подарок от финского ювелирных дел мастера X. Фагерроса прекрасный серебряный столовый сервиз, украшенный финским гербом. Государь был в хорошем радостном настроении и за столом произнес трогательную речь в честь своей супруги. Оркестр сыграл сначала «Марш города Пори», а затем по просьбе императора — «Марш города Васе». Смотритель усадьбы Форм получил от царской семьи денежный подарок.
23 июля 1894 года августейшая чета отбыла в Санкт-Петербург, где 25 июля состоялась свадьба великой княжны Ксении Александровны и великого князя Александра Михайловича. «Сам Государь Император вел к венцу Ксению, — писал в своих воспоминаниях великий князь Александр Михайлович. — Я следовал под руку с императрицей, а за нами вся остальная царская фамилия в порядке старшинства… Все мы видели, каким утомленным выглядел Государь, но даже он сам не мог прервать ранее положенного часа утомительный свадебный обед».
Из воспоминаний графа С. Д. Шереметева: «День свадьбы Ксении Александровны — тяжелый день для Государя. После церковного обряда парадный обед, а для него это пытка. За обедом куртаг, превращенный в музыкальный вечер для облегчения. Я стоял в ряду, когда все было кончено и возвращались выходом во внутренние покои Большого Петергофского дворца. Государь шел под руку с Императрицей. Он был бледен, страшно бледен и словно переваливался, тяжело выступал. У него был вид полного изнеможения».
Вопреки всем советам и рекомендациям врачей, в Петергофе Александр III продолжал заниматься делами.
Государю было представлено письменное заключение консилиума врачей, где был указан диагноз, но скрыто его роковое значение. Было сказано лишь, что «болезнь иногда проходит, но в высшей степени редко». Все врачи указывали
Климат Санкт-Петербурга давал себя знать, и вскоре по настоянию врачей супруги отправились в Беловеж — лесной заповедник, занимавший четверть миллиона десятин в Гродненской губернии, в прошлом — традиционное место охоты польских королей, а с 1888 года — личную собственность русского царя. Здесь было строжайше запрещено рубить деревья, подлесок был непроходимым, а передвигаться можно было по специально проделанным лесниками длинным прямым просекам. Ветер не проникал в гущу леса, и дубы и березы росли совершенно прямо, как свечи. Как писал цесаревич королеве Виктории, бабушке своей невесты, «леса здесь великолепны, не видно даже макушек деревьев. Некоторые участки леса напоминают индийские джунгли, только нет лиан».
Вопреки советам и требованиям врачей государь, любивший природу, в первые дни пребывания в Беловеже пытался даже принимать участие в охоте. Его тянуло на свежий воздух, он хотел восстановить силы, надеялся на скорое выздоровление. Однако эти выезды в лес в сырую погоду не давали ожидаемого результата, состояние государя лишь ненадолго улучшалось, но затем опять ухудшалось. Так как погода в Беловеже в основном стояла холодная и дождливая, было решено переехать в Спалу.
В Беловеже государь и государыня пробыли около двух недель. Больного наблюдал доктор Захарьин, однако его диагноз был более благоприятным, нежели других врачей, отсюда и лечение государя в этот период, как стало ясно позже, было недостаточным. Из дневника цесаревича от 11 августа 1894 года: «…Захарьин долго сидел у Папа, но ничего серьезного, слава Богу, у него не нашел: ему необходим отдых и сухой воздух! Но Папа сам пал духом при мысли о необходимости лечения».
Как подчеркивали близкие государя, несмотря на нездоровье Александр Александрович относился к своим врачам и своему самочувствию легкомысленно. «В Спале, — писал великий князь Константин Константинович, — он не желал их даже принимать каждый день, и нельзя было даже думать о том, чтобы заставить его на время лежать в постели. Осложняющим явлением было и продолжительное нарушение питания. Бывали дни, что Е. В. [Его Величество] довольствовался двумя устрицами в день и таким же отсутствием правильного сна».
«С тех пор, что приехали сюда, чувствую себя немного лучше и бодрее, но сна никакого, и это меня мучает и утомляет ужасно до отчаяния… — писал государь 8 сентября из Спады своей дочери Ксении. — Сегодня катались с Мама и Беби… Мама и Беби набрали много грибов, а я больше сидел в экипаже, так как очень слаб сегодня и ходить мне трудно. К сожалению, я не обедаю и не завтракаю со всеми, а один у себя, так как сижу на строгой диете и ничего мясного, даже рыбы, не позволяют, а в добавок у меня такой ужасный вкус, что мне все противно, что я ем или пью… Твой старый и пока никуда негодный Папа».