Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Сон в руку…
— Какой сон? Ты так-то страшно мычал, отец мой…
Князь криво усмехнулся. Замычишь тут… Сегодня должны прибыть послы от самого Бату-хана, за данью. Что ж, нечего делать. Надо встречать.
— Распорядись-ка там, чтобы завтракать…
— Сейчас, отец мой.
— Да ключников всех пускай подымают, и ко мне!
Завтракали в молчании. Ярослава никто не решался отвлечь от мыслей, судя по лицу, весьма мрачных. Княгиня Феодосия то и дело с тревогой поглядывала на мужа. Не хватил бы его приступ сердечный, вот
— Слышь, мать, ты давно не была в обители-то, у Евфросиньи?
— Да вот с месяц как… — княгиня непонимающе хлопала глазами.
— Ну так съезди ещё раз.
— Да ой!
— Съезди, съезди. Поклон от меня передашь.
Князь вздохнул, прихлопнул ладонью по столу.
— Бережёного Бог бережёт. Что придёт в голову этому Тудану, мне неведомо.
Княгиня Феодосия помолчала.
— Думаешь, отец, как ты с княгиней Еленой?..
Князь жёстко усмехнулся.
— Легче лёгкого. Так что собирайся. Сия обитель нынче неприступней крепости любой. Пайцза Бату-хана надёжнее стен хранит её.
— …Сколько?!
В ушах князя Ингваря Ингваревича плыл тонкий звон. Может быть, он ослышался? Или толмач перевёл неверно?
— Ты не платил уже четыре года, коназ Ингар. Поэтому такая дань. На следующий год будет меньше.
Князь судорожно смял край скатерти. А может, изрубить эту сотню поганых в мелкое крошево и скормить собакам? Хоть порадоваться напоследок…
Нельзя. Надо выдержать.
— Но у меня нет столько серебра, хан. Пойми — его просто нет.
— Тогда плати товарами. Мёд, воск, шкуры зверей есть? Давай!
Из князя Ингваря будто выпустили воздух.
— Я отдам. Но не сейчас. Надо же всё это собрать!
Монгол смотрел на князя с нагло-высокомерной ухмылкой. Но хуже того, и толмач ухмылялся точно так же.
— Дело твоё, коназ Ингар. Но знай — мы уедем не раньше, чем получим ВСЁ.
Но князь Ингварь уже совладал с собой, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Мы постараемся не слишком вас задерживать, славный хан.
— О! Неужели тебе неприятно принимать у себя гостей, коназ? — рассмеялся Мункэ. — Не могу поверить!
Крещенский мороз щипал нос и щёки, пробирался сквозь худую одежонку. Илья запахнул её поплотнее и прибавил шагу. Пробираясь через сугробы, наваленные у покосившихся заборов, он решительно шёл к своей цели. Да, к заветной цели!
Илюха Хвощ всегда был беден. Сын прачки, рано овдовевшей, он познал все горести изнанки жизни. Невысокий и худенький мальчик — а с чего быть упитанным на куске хлеба и миске пустой похлёбки? — терпел побои и издевательства сверстников, потому что некому было за него заступиться. Когда умерла мать, Илюхе было всего пятнадцать. И с тех пор больше не было ни единого существа. Которое пожалело бы Илюшку Хвоща. Ни единого.
С той поры Илюха копил в себе ненависть. Он усвоил главное — кругом враги. И единственные друзья — деньги. Кто богат, тот и прав.
Да, он хочет быть богатым. Он давно хотел быть богатым, и станет им сегодня. Риск? Да, риск. Однако это, возможно, единственный шанс стать богатым для него, Илюхи Хвоща, человека без роду-племени.
Приход татар он воспринял спокойно. Ну был князь, теперь будет хан, Илюхе-то что? Новые враги ничуть не хуже прежних, если разобраться — если иметь в виду врагов не всего народа русского, а его, Илюхи, лично.
О связи хозяина своего, Охрима Бобра, с людьми из лесу, он догадывался и ранее. Но до вчерашнего дня Илюху это не волновало. Пусть князь Мстислав Святославич и монголы разбираются между собой… Однако вчера всё изменилось.
Илюха сглотнул. Так явственно перед внутренним взором встала горка крупных, блестящих серебряных монет. Сто гривен! В прежние-то времена таким состоянием могли похвастать в Деревиче лишь несколько купчин, а уж теперь…
Нет, нельзя сказать, что хозяин обращался с Илюхой так уж плохо. Кормил вроде ничего, до недавнего времени по крайней мере, бил редко и только под нетрезвую руку. Работой опять же нагружал посильно. Однако ни малейшей благодарности к хозяину Илюха не испытывал. Улыбался и был послушен, это да. Но в душе ненавидел, пожалуй, даже больше, чем остальных сограждан.
Илюха улыбнулся своим мечтам. Хватит! Сегодня он сам станет хозяином.
— Эйе, урус, куда? — в грудь Илюхе упёрлось копьё. Монгол, державший его, был моложе самого Илюхи лет на пять, совсем молодой парень.
— Мне нужно к Дэлгэру, почтенный. Дело у меня, понял?
Монгол, не оборачиваясь, крикнул своим. От стены дома отделились две фигуры — сидевшие в углу под навесом стражи согревались возле чахлого костра. Нукеры бегло обыскали Хвоща, и первый стражник отвёл копьё.
— Проходи, да.
В амбаре, стены которого были теперь задрапированы богатыми тканями, возле сложенного из дикого камня круглого очага сидел на ворохе ковров человек в стёганом ватном халате.
— Как твоё имя? — монгол говорил по-русски бегло, хотя и с сильным акцентом.
— Славен будь, хан! — Илюха пал ниц перед всемогущим правителем города. — Имя моё Илья, по прозванью Хвощ. Житель я тутошний…
— И что ты хотел сообщить?
Илюха сглотнул. Сейчас… Вот сейчас… Сейчас всё решится.
— Давеча вещали люди твои насчёт князя Мстислава…
— Говори! — сразу подобрался Дэлгэр.
— Но люди твои вещали о награде…
Дэлгэр что-то крикнул по-монгольски, и спустя минуту на печном противне перед Илюхой выросла горка серебра. Теперь Илюха глотал раз за разом. Значит, правда, всё правда…
— Хозяин мой, Охрим Бобёр, с лесными людьми знается. С людьми князя Мстислава, стало быть.
Дэлгэр хищно оскалился. Кивнул, и тотчас Илью взяли за бока.
— Ты молодец, Илиа. Сейчас возьмут твоего хозяина, а ты посидишь в одном месте. Есть тебе принесут.